Я смотрела на экран, не отрываясь, и видела свой оживший сценарий, вот Кэт поднимает глаза на Люка, в ее взгляде сквозит недоумение, неверие в происходящее, которое потом сменяется на радость. Как точно поймана эмоция, ее лицо близко, вся концентрация на глаза, и мы видим всю бурю сменяющихся чувств. И тут начинает идти дождь и свои диалоги герои произносят под дождем, капли стекают по их лицам, задерживаются на губах, и уже не понятно то ли это дождь, то ли это их слезы. Мне показалось, что я забыла, как дышать, я вглядывалась в картинку на экране, а мне казалось, что я проживаю все, что происходит там с героями, переплетаюсь с ними чувствами, пропитываюсь ими насквозь.
Видеофайл закончился, а я так и осталась сидеть, уставившись в серый экран и борясь с внутренней лихорадкой. Мою душу сначала наполнили эмоциями, а потом опустошили. А мне безумно хотелось еще, впитывать эти ощущения каждой фиброй, каждой молекулой, каждой частичкой.
— У меня есть другой файл, где строго по сценарию, без дождя, — услышала я словно сквозь пелену голос Джеймса. — Но мне хотелось в финальную часть внести еще большего драматизма, поэтому родилась идея со стекающими каплями по лицу. — его руки опять летали по клавиатуре, он открывал одну папку за другой. — Сейчас, найду второй монтаж.
— Не надо, — сказала я, накрывая своей рукой его руку, останавливая. — Это было так трогательно, и чувственно, у меня просто нет слов, Джеймс. Оставь этот файл для монтажа, он очень сильный, просто раздирающий в клочья.
— Тебе понравилось? — спросил он тихо, накрывая мою руку своей сверху. — Правда?
— Очень! — ответила я, мой голос дрогнул, и я неосознанно сжала его ладонь. — Я и не представляла, что мой текст можно переложить на такие эмоции.
— Спасибо, — Джеймс смотрел мне прямо в глаза, потом его взгляд переместился к моим губам и застыл там. Я прикусила губу изнутри и опустила взгляд. Он поглаживал осторожно, почти невесомо мои пальцы, проводил по ним вдоль, вниз и вверх, очерчивая каждую косточку, лаская каждую фалангу. Я наблюдала за движениями его руки, чувствуя, как меня захлестывают, сжирают собственные эмоции. Сердце буквально взбесилось внутри, оно металось по груди, налетая на ребра, разбиваясь на ошметки и горя желанием. Поцелуй же меня, Джеймс, умоляю! Сейчас! Взмолилось внутри все мое существо. Это будет так правильно, так верно, так нужно мне! Тишина трещала по швам, ее рвало на части от напряжения, что разгоралось между нами.
— Я пойду, Джеймс, — сказала я, потому что нужно было что-то сказать, сделать, чтобы разрушить это воспламеняющееся, изводящее напряжение, и вскочила с дивана, — Николь меня уже заждалась. Наверное.
— Я провожу, — проговорил он, явно озадаченный, поднимаясь за мной следом. Мы стояли друг напротив друга. Он провел ладонью по своим коротким волосам, взъерошивая их.
— Не надо, — помотала головой я, — танцплощадку отсюда видно, со мной ничего не будет! Не беспокойся!
— Ну, хорошо, — ответил он. Я открыла дверь и вдохнула полной грудью прохладный вечерний воздух, отрезвляя свои мысли. Сердце заныло в груди, а по венам пробежал огонь жгучего разочарования и обиды. — До завтра! — сказал Джеймс, и его дыхание коснулось моей шеи, отчего она тотчас покрылась мурашками.
— До завтра! — отозвалась я, спустилась с лесенки и быстро пошла по песку. Главное, не побежать и не заорать от разочарования, что неконтролируемым вихрем поднялось в моей душе. Он не захотел меня поцеловать! Не захотел!
Глава 47. Джеймс
Джеймс смотрел в след удаляющейся девушке, потом ударил кулаком со всей силы по косяку, сбивая костяшки пальцев в кровь и даже не замечая этого. Черт! Надо было ее поцеловать! Он взвыл внутри себя, проклиная. Он же так хотел это сделать, до боли, до остервенения, до разрыва нервов! Вновь ощутить это забытое пьянящее ощущение от ее губ, как тогда в первый и последний их поцелуй. Его тогда повело как от алкоголя, ударило в голову жгучим желанием дотронуться до нее, ощутить ее кожу под своими пальцами. И когда она ответила на его прикосновение, выдохнула стоном в его губы свою реакцию на него, он понял, что умер и родился вновь с этим звуком, самым сладким, терпким, сумасшедшим. Ее тело, ее губы взорвали в нем миллиарды ощущений, его потряхивало от возбуждения, ладони горели и сотни разрядов тока били наотмашь по оголенным нервам. Ни с кем он не испытывал даже части подобных ощущений ранее! А потом пришло знание, такое внезапное и леденящее, что она не его, не для него, не может принадлежать ему!