А вот и кое-кто попривлекательнее! Одна из моих маленьких прелестных учениц по вокалу. Самая молоденькая, самая хорошенькая и — наименее одаренная.
Джон. Эту я знаю.
Альма. Нелли, миленькая, добрый вечер!
Нелли. Ах, мисс Альма, вы так замечательно пели, что я прослезилась.
Альма. Спасибо, дорогая, но не надо меня утешать — я пела ужасно.
Нелли. Вы просто скромничаете, мисс Альма. Добрый вечер, доктор Джон! Доктор Джон!
Джон. Да?
Нелли. В той книге, что вы мне дали, слишком много длинных слов.
Джон. Справляйтесь со словарем, Нелли.
Нелли. Я справлялась, но вы же знаете, какие они, эти словари. Ищешь какое-нибудь длинное слово, а там другое длинное слово, а когда разыщешь и его, там опять длинное слово, то самое, с которого все началось.
Я к вам завтра зайду, чтоб вы мне все объяснили.
Альма. О какой книге шла речь?
Джон. Я дал ей книжицу по естествознанию. Она пришла ко мне на прием и пожаловалась, что мать ни во что ее не посвящает, а ей, видите ли, надо знать — она влюбилась.
Альма. Скажите какая!.. Из молодых да ранняя!
Джон. Что представляет собой ее мать?
Альма. Миссис Юэлл — местная веселая вдова. Поговаривают, она ходит на станцию к каждому поезду и сводит знакомства с коммивояжерами. Вполне понятно, что никто в городе не знается с нею, кроме немногих ей подобных, и Нелли ужасно переживает. Бедное дитя, она-то ведь ни в чем не повинна! Отец не советовал мне брать ее в ученицы — из-за репутации ее матери, но я сочла, что в подобных обстоятельствах к детям надо быть… милосердным. Не говоря уже о том, что жизнь, на мой взгляд, непостижимо сложна, и едва ли кто из нас имеет право осуждать кого бы то ни было за его поведение!
А вот и первая ракета! Взгляните, — рассыпалась на миллионы звезд!
Джон
Альма. Нет-нет, что вы!.. Нисколько!.. С чего вы взяли?
Джон. Вы вся дрожите.
Альма. Разве?
Джон. А вы не замечаете?
Альма. Пустяки, легкий озноб — малярия, должно быть.
Джон. У вас малярия?
Альма. Ничего серьезного, уверяю вас. Так просто, небольшие приступы — тут же проходят.
Джон. Что это у вас за манера смеяться, мисс Альма?
Альма. Какая манера?
Джон пытается воспроизвести ее смех. Она снова в замешательстве смеется.
Джон. Вот-вот. Именно эта.
Альма. Вы совершенно не изменились. Ну ни капельки! Вам, как и в давние времена, доставляет удовольствие смущать меня!
Джон. Мне, вероятно, не следовало бы говорить вам, но я слышал, как вас передразнивали на одной вечеринке.
Альма. Передразнивали на вечеринке? Кого передразнивали?
Джон. Вас.
Альма. Меня?.. Как же… что во мне передразнивали?
Джон. Показывали, как вы; пели на чьей-то свадьбе.
Альма. Голос передразнивали?
Джон. Движения, жесты, выражение лица! Некоторые считают вас чуть манерной.
Альма. Загадочно!..
Джон. Да, не следовало мне все-таки говорить вам. Вы расстроились.
Альма. Ни в малейшей степени. Просто заинтригована.
Джон. И фразы вы строите как-то с вывертом. Пиротехнические эффекты… Почему не сказать просто — фейерверк?
Альма. А кто передразнивал меня на той вечеринке?
Джон
Альма. Ей? Так это была, значит, женщина?
Джон. Не мужчина же, как вы думаете?
Альма. Нет, но я и не думаю, что на это способна порядочная женщина!
Джон. Знай я, что вы так разволнуетесь, не сказал бы.
Альма. Да нет, я совершенно спокойна. Меня просто гложет любопытство, и я поражена… Людская злоба, да к тому же ничем не вызванная, всегда поражает меня. А те, кто называет меня манерной и занимается этими гадкими передразниваниями, подумали бы лучше о том, что мои жизненные условия не совсем такие, как у них. Нам с отцом приходится… нести свой крест!
Джон. Какой крест?
Альма. Вы наш сосед — как вы можете не знать о нашем кресте?
Джон. Миссис Уайнмиллер?