— Это ее версия, и она будет на ней настаивать. Ладно, поедем, моя крошка! Мы уже скомпрометированы, ты и я. И не чуть-чуть, а, боюсь, как следует. Правда, не так уж сложно догадаться почему… — С этими загадочными словами она ушла, и я обрадовалась, что Бобо испортил весь театральный эффект, поскольку громко заскулил, когда понял, что я не еду с ними.
Я увидела Клайва только поздно вечером, когда он вышел во двор и объявил, что отвезет меня домой. Это прозвучало как приказ, и я не стала спорить. Мы остановились перед домом, и внезапно он сказал:
— Надеюсь, вы простите Бланш. Она очень сожалеет об утреннем происшествии. Интересно, вы решили замять это из-за вашего великодушия?
— Дело не в великодушии! Когда мы встретились, я уже благополучно нашла Патрика, поэтому решила, что не буду себя уважать, если начну выяснять, кто виноват.
— И вы не подумали, что любопытство заставит меня поинтересоваться, как это вы вдруг нарушили ваши хваленые правила безопасности? Однако меня заинтриговали ваши слова: «Не буду себя уважать». Если это вам действительно важно, то должен сказать, что вы быстро взрослеете!
— Правда? За такое короткое время? Ведь я была «непростительно юной»…
Клайв рассмеялся:
— Я на это не намекаю, к тому же вы можете утешиться тем, что для того, чтобы повзрослеть, надо сначала побыть молодым. — Какое-то время он изучал меня, потом сказал: — Знаете, юная Лорел, я начинаю понимать, что, несмотря на наше проживание бок о бок, вы по-прежнему для меня закрытая книга; я видел вас только за работой, хотя уверен, что иногда вы тоже развлекаетесь где-нибудь и с кем-нибудь.
— Конечно.
— И как? Танцы? Игры? Сплетни? Мужчины? Наверное, целуетесь?
— Все, что вы перечислили.
Его глаза сузились.
— Я сам напросился. Как в тот самый первый день, когда мы скрестили мечи, помните?
— Тогда вы мне не очень-то понравились, — призналась я.
— Честно говоря, вы мне тоже. Но с тех пор произошли немалые изменения, вы не находите?
— Надеюсь.
— Уверены?
Мое сердце учащенно забилось, а руки задрожали. Клайв пристально смотрел на меня, словно этот вопрос был для него чрезвычайно важен. Но поскольку я знала, что он вкладывает в него совсем другой смысл, то заставила себя успокоиться. Мне показалось, что я узнала типичную мужскую прелюдию к поцелую, поэтому он уже не отличался от других мужчин, которых я встречала.
Как можно небрежнее я сказала:
— Я так не думаю. Не люблю обниматься в машине.
— Обниматься? — Слово прозвучало словно выстрел. Когда я собралась выйти из машины, Клайв удержал меня за плечи. — Можете мне не верить, но я тоже этого не люблю. Я ни разу не целовал женщину, не будучи уверенным, что этот поцелуй что-то значит хотя бы для одного из нас. Но если вы решили, что я хочу вас соблазнить, то должен сказать, что нужно же когда-то начинать. — Клайв привлек меня к себе, уверенно поцеловал в губы и отпустил.
Больше не было ничего сказано, и я почти не помню, как вышла из машины. Мне был двадцать один год, и это не был мой первый поцелуй. Но никогда прежде я не напрашивалась сама.
Почти всю ночь я боролась с ревностью к тем неизвестным женщинам, которых целовал Клайв, и ругала себя за то, что сумела испортить то малое, что произошло между нами. Когда зазвонил будильник, я подумала, что сделала бы все, чтобы остаться в постели. Но меня ждала работа. Я встала с ненавистью к наступившему дню, боясь встретиться с Клайвом лицом к лицу и надеясь, что, по крайней мере, буду избавлена от присутствия Бланш. Интересно, когда он целовал ее, что это значило для них?
Двери гаража Салли были распахнуты настежь, Клайва видно не было, а в домике на тумбочке стоял прислоненный к стене конверт со словом «Лорел». Я разорвала его. Письмо было напечатано и неразборчиво подписано карандашом:
«Забудьте обо всем. Хорошо? Это была моя ошибка. До сегодняшнего дня у нас были прекрасные отношения, какие должны быть между хозяином и квартирантом. Жаль, что эта глупость могла их перечеркнуть, как вам кажется? Я вернусь очень поздно».
Это было отнюдь не извинение и не оливковая ветвь примирения. Однако такого укора я не заслужила. Клайв хотел сохранить наши прежние отношения, и за это я была ему благодарна. В этот день я ожидала прихода ветеринара к одной из кошек. Я надеялась, что это будет мистер Лонгин, главный врач, а не мистер Дерек — единственный из его трех помощников, который мне не нравился. Но не пришел, ни тот ни другой. На пороге дома появился незнакомец с копной ярко-рыжих волос, веснушками и широкой улыбкой.
Он протянул мне руку:
— Миссис Дьюк? Я Николас Берн, новый врач мистера Лонгина. А, помню, они же мне говорили. Миссис Дьюк уехала, а вы…
— Лорел Норт. Я замещаю миссис Дьюк. А вы тот самый партнер, которого ожидал мистер Лонгин?
— И да, и нет, — ухмыльнулся он. — Я тут временно, пока не решу: получить степень или убраться отсюда. — Он с профессиональным видом протянул мне карточку. — Значит, у вас сомнения насчет одной из кошек?