Вернувшись домой в восемь вечера, я как раз поспел на обычный пятничный постный ужин: жареная камбала, запеченные баклажаны с сыром и салат из помидоров с луком. Отец мой не отличался особой религиозностью, но мать требовала соблюдать в быту основные требования католической церкви: по пятницам ничего мясного, по воскресеньям месса, Великий пост перед Пасхой, а по четвергам периодические посещения общества «Четки» вместе со своей сверхрелигиозной подругой Леной Мазерелли. В глубине души моя мать считала мать Порошка фанатичкой, как и его отец, который умышленно нарушал все христианские заповеди. Этим он буквально сводил жену с ума, для чего все и делалось. Страсть может существовать только в постоянных бурях.
Отношения между моими родителями были совсем другими. Они могли процветать только в мире и спокойствии — и родители прилагали к этому все силы. Отец не пускал жену в свою жизнь, попирающую закон, полную насилия, — и мать, хотя и знала об этом, никогда ничего с ним не обсуждала.
Мои родители познакомились на рождественской вечеринке, которую устроил Томми Луччезе, капо одной из пяти главных нью-йоркских Семей. Марио Дикаирано, отец моей матери, был приглашен на вечер потому, что был личным парикмахером Луччезе. Поскольку моей бабушки к тому времени уже не было в живых, он взял с собой дочь — мою мать Мики. В то время ей было семнадцать лет — оливковая кожа, зеленые глаза, фигура словно колба песочных часов и черные как смоль волосы до лопаток. Она произвела настоящий фурор. От того момента, как мой отец впервые пригласил ее на танец, до того, как он получил благословение Марио, прошел ровно год, и снова наступило Рождество. Мои родители сочетались браком в день праздника, и у них родился один сын. По их словам, они влюбились друг друга во время самого первого танца.
После ужина мать мыла посуду, а я вытирал, помогая ей, — и с нетерпением ждал, когда же отец заговорит о Федеральном складе. Мне хотелось, чтобы первый шаг сделал именно он, однако я был готов сам воспользоваться первым подходящим случаем. Зазвонил телефон, и отец снял трубку. В этот момент послышался тихий стук в дверь. Мать вытерла руки и пошла впускать гостя.
На пороге показался невысокий щуплый мужчина лет пятидесяти. Бледный, он сильно сутулился — следствие долгих часов за швейной машинкой. Очки сползали на самый кончик носа, шея была обмотана шарфом, на голове была ермолка, а под мышкой мужчина держал газету. Это был отец Сидни — Айра Батчер.
— А, это вы, мистер Батчер, — радушно приветствовала его моя мать. — Заходите. Я как раз сварила кофе… Джино, — окликнула она, — к нам пришел мистер Батчер.
— Благодарю вас, миссис Веста. Буду очень рад выпить чашечку кофе, — ответил мистер Батчер, и в его голосе прозвучал отчетливый восточноевропейский акцент. Он повернулся ко мне. — Сидни ушел в кино с матерью… по пятницам крутят очень хорошие фильмы…
Закончив разговаривать по телефону, отец встал, здороваясь с мистером Батчером. Они пожали руки, и отец сказал:
— Проходите, мистер Батчер, садитесь.
Мистер Батчер снова повернулся ко мне.
— Сидни рассказал нам о том, что произошло сегодня… Спасибо, Винни.
Мой отец встрепенулся.
— Что-то такое, о чем мне следует знать? — спросил он.
Мне показалось, более подходящий случай вряд ли предоставится. Небрежно пожав плечами, я сказал:
— Мы встретились с Ником Колуччи. Так, ничего серьезного, — и поспешно добавил: — Пап, можно тебя на минуточку?
Мать проводила мистера Батчера в гостиную и принесла ему чашку кофе, а я отвел отца к спальне.
Понизив голос, я спросил:
— Ну как, пап… ты даешь добро?
— Ты уверен, что вам удастся раздобыть лодку?
— Уверен на все сто. Мои ребята знают свое дело.
— И точно можно поставить все деньги на эту Джилл?
— У нее есть веские причины сыграть честно.
— Это сказала тебе Терри?
Мне показалось, на меня свалился фонарный столб. Я не просто лишился дара речи; у меня из легких будто выдавило до последней капли весь воздух. Отец, увидев на моем лице невысказанный вопрос, сжалился надо мной. Он показал на свое лицо.
— У меня два глаза вот здесь — и еще двести на улице. И я не глухой. Я слышу разные вещи. Завтра ты сможешь объяснить, почему я их слышу. — Помолчав, отец взглянул на мать и мистера Батчера, оставшихся в гостиной. Потерев указательным пальцем переносицу, он, словно приняв решение, повернулся ко мне. — Это звонил Костелло. Он хотел встретиться со мной и Анджело в «Копакабане». Настаивал на этом. Возможно, это связано с тем, что произошло вчера ночью. Не знаю. Если это так, значит, мы были правы — за всем этим действительно что-то стоит, и нам нужно выяснить, что именно. — Помолчав, отец сделал глубокий вдох, затем медленно выпустил воздух. — Сегодня ночью… будь осторожен. Сделай все быстро и тотчас же уходи. Следи за сигнализацией и охранниками… однако главная опасность — это Джи-джи. Если эта девчонка Джилл подведет и завтра утром фотографий не будет — тебе придется собирать вещички. Ты отправишься к нашим родственникам в Палермо до тех пор, пока здесь немного не поостынет.
— Хорошо.