Лето Мари-Лу

Несколько лет назад я смотрел передачу, в которой ведущие звонили в дверь какой-нибудь знаменитости, заходили прямиком в кухню, заглядывали в холодильник и готовили разные блюда из того, что там находили. С ними был настоящий повар, но знаменитости об этом не подозревали. Иногда у повара получалось настоящее праздничное блюдо из заплесневелого сыра и нескольких сморщенных морковок.

Я рассказываю об этом Мари-Лу, когда мы стоим у раскрытого холодильника. Она не помнит такой передачи.

— Вот бы нам сейчас такого повара, — говорю я.

В холодильнике есть кое-какие продукты. Три упаковки бекона. Пакет сосисок для хот-догов. Остатки цыпленка гриль, покрытые белой плесенью. В ящике для овощей лежит увядший лук-порей. Я вспоминаю, что купил его, прежде чем мы отправились на Фьюк. Папе с Бритт следовало бы задуматься о том, чем они питаются.

В кладовке все по-прежнему. Я замечаю, что консервы расставлены гораздо аккуратнее, чем раньше. Каждая баночка стоит прямо у края полки. Я понимаю, что это дело рук Бритт. Я нахожу несколько новинок — равиоли и консервированные креветки.

— Давай устроим вечеринку, — предлагает Мари-Лу.

— Неплохая идея, — соглашаюсь я. — По какому поводу?

— Прощальную вечеринку. Лето закончилось. Это нужно отпраздновать.

— Что тут праздновать? Это же так грустно.

— Не все вечеринки обязаны быть веселыми.

Я вспоминаю, что, когда умерла бабушка, на ужин пригласили гостей. Гости были нарядно одеты, ели, пили, болтали и смеялись. Видимо, это были поминки.

— Мы устроим грустную вечеринку, — говорю я.

Мари-Лу приходит в восторг от такой идеи и, смеясь, говорит:

— Мы накроем стол черной скатертью и зажжем свечи, черные свечи.

— А что, такие бывают? — удивляюсь я.

— Ну, Адам! — говорит Мари-Лу усталым тоном и притворяется, что сердится на меня. — Иногда у тебя совсем нет фантазии. Ясное дело, мы их покрасим.

— Умно! — говорю я. — А мы будем есть что-нибудь черное? Например, горелую белую фасоль?

— Нет, фу, какая гадость!

Я исследую полки.

— Я знаю. Мы устроим вечеринку десертов. Здесь полно консервированных фруктов. Ананасы, персики, фруктовый коктейль. Кажется, где-то были груши в коньяке.

Мари-Лу задумывается. Видимо, эта мысль ей нравится.

— Но ведь они не черные, — наконец говорит она.

— Ну что ж, — вздыхаю я. — Придется покрасить банки.

* * *

Естественно, мы оба за то, чтобы устроить вечеринку на мостках. Это место не имеет альтернативы, это наше место. Когда я иду в сарай за черной краской, я чувствую, как мне на лоб падает несколько капель дождя. Я вглядываюсь в небо и вижу, что оно затянуто серыми тучами. Я пожимаю плечами. С трудом верится, что может пойти дождь, когда так долго стояла хорошая погода.

Я роюсь среди банок с краской Бритт и замечаю катушку черных целлофановых пакетов для мусора. Отрываю две штуки. Нахожу маленькую баночку черной быстросохнущей краски. «Два часа», — читаю я. Замечательно. Возвращаюсь из сарая в дом. Несколько дождевых капель падают мне на руку.

— Посмотри, что я нашел, — говорю я и разворачиваю перед Мари-Лу мусорные мешки. — Если их разрезать, получится черная целлофановая скатерть.

— Браво!

— Думаю, нам лучше остаться в доме. Будет дождь.

— Жаль.

— Так уютно сидеть дома, когда идет дождь.

На подготовку к нашей печальной вечеринке уходит немало времени. Я передаю Мари-Лу банки с фруктами, а она красит их, сидя за кухонным столом. Мы раздумываем над тем, что нам делать с тарелками, но затем приходим к общему мнению, что нам вообще не нужны тарелки. Будем есть прямо из черных банок.

— А вино? — спрашиваю я.

Мари-Лу кивает.

— Черное вино, — отвечает она.

Я выбираю бутылку «Мозельблюмхен» и ставлю ее на стол. Несколькими мазками кисти Мари-Лу превращает зеленую бутылку в черную. Фужеров в шкафу оказывается не так много, потому что папа обладает почти магической способностью отбивать им ножки, когда моет посуду. Вместо фужеров я беру две довольно потрепанные кофейные кружки. Когда Мари-Лу красит их в черный цвет, они становятся гораздо красивее.

Наконец стол накрыт и выглядит так фантастично, что я жалею, что у нас нет фотоаппарата.

— Это нужно сфотографировать, — говорю я.

— А ты нарисуй, — предлагает мне Мари-Лу.

— Это не одно и то же. Наш стол нужно именно сфотографировать.

— Выглядит действительно печально.

— Вечеринка начнется через два часа, — говорю я.

* * *

Темнеет рано. Я думаю, из-за дождя. А может, из-за того, что уже осень. Кажется, она наступила именно сегодня.

Начало вечеринки омрачается досадным недоразумением. Покрашенные черной краской свечи не хотят гореть. Они чадят и воняют, и мы вынуждены потушить их и заменить обычными белыми. Две белые свечи на фоне всего черного выглядят еще более стильно.

— Это ты и я, — говорю я Мари-Лу, зажигая свечи.

На Мари-Лу короткое черное платье без рукавов.

Я отыскал черные джинсы и темно-синюю футболку.

Мы садимся за стол. Царит атмосфера торжественности. Дождь усиливается. За окном льет как из ведра.

— Она ошиблась, — говорит Мари-Лу.

— На печальной вечеринке дождь как раз уместен, — говорю я.

— Я думала, она меня убьет.