Лето Мари-Лу

Я сажусь на стул в нескольких метрах от Мари-Лу. Рассматриваю ее. Прищуриваюсь, затем медленно открываю глаза. Вижу, как на заднем плане у мостков покачивается лодка, блестит зеркально-гладкая поверхность озера, а вдалеке виднеется северный мыс. Я чешу лоб карандашом. Было бы лучше, если бы она сидела во дворе под деревом, свет был бы мягче. Здесь же солнце светит как прожектор.

— Здесь будет плохо, — говорю я.

— Почему?

— Свет слишком резкий. Все кажется плоским.

— Тогда на берегу, — говорит Мари-Лу и показывает ногой, где хочет сидеть.

Я оборачиваюсь и вижу заросли ольхи. Под деревьями свет будет более естественным.

— Давай попробуем там.

* * *

Я ставлю коляску с Мари-Лу под дерево, поворачиваю ее так, чтобы на заднем плане была видна лодка. Беру стул и сажусь в нескольких метрах от нее.

— Тут гораздо лучше, — говорю я довольным голосом, поскольку здесь и правда, другой свет. Лицо Мари-Лу наполняется красками и жизнью.

— Чудесно, — говорит она.

Я долго сижу и смотрю на нее. Снова прищуриваюсь и открываю глаза. Определяю тени и блики. Чувствую, что начинаю нервничать. Мне и раньше приходилось рисовать людей, но не так. Как-то раз я делал набросок своего одноклассника. Теперь я хочу большего. Я хочу поймать и нарисовать настоящую Мари-Лу. Уловить то, что прячется в глубине ее карих глаз. То, что три года назад заставило ее спрыгнуть с дерева.

Я вырываю из альбома пол-листа и складываю его вчетверо. В центре вырезаю прямоугольник, разворачиваю лист и смотрю в окошко.

Поворачиваю его то так, то эдак. Так я отмечаю для себя, где будет Мари-Лу, а где — задний план. Мари-Лу с удивлением смотрит на меня, но ничего не говорит.

Рука начинает свою работу. Я намечаю контуры головы и тела, коляски и правой руки на подлокотнике. Несколькими легкими штрихами обозначаю задний план.

— Я хорошо сижу? — спрашивает Мари-Лу.

Я киваю, останавливаю руку, задумываюсь, что делать с цветами в бутылке. Надеюсь, они скоро завянут и она про них забудет. Но на всякий случай намечаю и их контуры.

Думаю, мы сидим в тишине почти час. Я — на своем кухонном стуле, Мари-Лу — в коляске. Карандаш скрипит по бумаге. Прерываясь на мгновение, я беру бумажную рамку и смотрю через нее на Мари-Лу. Иногда она что-то говорит. Я киваю в ответ. По озеру проносится компания ребят на водных лыжах, но я отмечаю это лишь где-то на краю сознания. Я внимательно смотрю на бумагу. Уже есть контуры Мари-Лу. Я чувствую, что работаю с ней. Киваю самому себе. Но на месте лица я пока оставляю чистый овал. Оставляю все детали на потом. Я хочу работать медленно, чувствовать, как картина вырастает во мне самом. Так медленно я еще никогда раньше не рисовал.

— На сегодня хватит, — говорю я и потягиваюсь.

Я наполняю графин холодной лимонной водой, и мы молча выпиваем по нескольку стаканов. Никто из нас не голоден. Сегодня слишком жарко, солнце висит над нами словно огненный шар. Я вспотел, хотя просто рисовал.

У Мари-Лу щиплет ноги. Она берет мою рамку, и я объясняю, как нужно вращать ее и выбирать правильную композицию. Мари-Лу в восторге смеется и говорит, что, если смотреть через рамку, все становится совершенно другим. Словно смотришь слайды.

Я везу ее во двор и приношу книгу. Она садится под старой яблоней и погружается в чтение.

Я не чувствую усталости и волоку большой парус к берегу. Затаскиваю его в воду и оставляю намокать. Когда я иду за вторым парусом, кливером, вижу, что Мари-Лу заснула. Книжка выпала у нее из рук и, раскрытая, лежит на траве. Я поднимаю ее, закрываю и осторожно кладу рядом.

Первый парус некоторое время плавает в воде у берега. Затем я волоку его на мостки и начинаю намыливать. Не так-то просто выстирать такой большой кусок ткани: капли пота капают со лба мне на руки и на щетку.

Выстирав первый парус, я делаю перерыв, одновременно купаюсь и споласкиваю его от мыльной пены. Складываю его прямо в воде и волоку бесформенную кучу назад к сараю.

— Разве ты не будешь сегодня учиться плавать? — спрашивает Мари-Лу, когда я прохожу мимо нее.

— Может быть, позже, — говорю я. — Сначала нужно постирать второй парус. Ты долго спала?

— Нет, всего несколько минут.

— Еще нужно подстричь траву. Она чертовски быстро растет.

Я провожу подошвой по газону. Если воспользоваться ручной газонокосилкой, трава будет намного короче. Газон станет похож на поле для гольфа.

— Должно быть красиво, — говорит Мари-Лу.

* * *

Вечером я недолго плаваю на куске пенопласта. Мари-Лу сидит на мостках и наблюдает. На ней черное бикини, на коленях футболка. Я ложусь на живот и делаю несколько гребков руками, но после двух-трех взмахов чувствую, что сейчас пойду на дно, и быстро встаю на ноги.

— У меня никогда не получится. Этот пенопласт не помогает.

— Это потому, что ты боишься. Не торопись, и ты увидишь результат.

Мари-Лу разворачивается и быстро едет по мосткам. Поворачивает на берег, бросает футболку на песок и заезжает в воду.

— Подойди ближе! — кричит она.

Я бреду к ней, бросая перед собой пенопласт.

— Ну вот, — говорит Мари-Лу. — Здесь можно остановиться. Будь добр, помоги мне.