Лето на Корбе

Сидел я как-то утром на реке. Место было удачное — под мостом на нижних сваях. Ни ветром не продувает, ни солнцем не жжёт. Таскаю помаленьку плотву да окунишек на маленькую зимнюю удочку. Поплавок подо мной качается, и закидывать его никуда не нужно. Кругом свай течением при било траву и тину, затянуло воду плотным коричневым покрывалом. И только подо мной светится зелёное окошко чистой воды.

Наловил я порядочно, стал домой собираться. Нанизал рыбу на ивовый прут и сматываю удочку.

Вдруг тина рядом заколебалась и стала расходиться медленно-медленно, словно кто её рукой осторожно снизу отводит. Потом затихло и снова тина сходиться начала.

Я заинтересовался, прилез по сваям поближе, наклонился и смотрю: кто же там шевелится?

Долго ничего не появлялось. Я уже встал, удочку в руку — и собрался лезть к берегу; да взглянул ещё разок. А когда взглянул — у меня и руки похолодели.

Рядом с серой сваей, почти высовываясь из воды, торчит толстая усатая голова. Один ус в воду спустился, а другой в тине застрял и вверх смотрит.

Поднял я осторожно удочку и толстой ручкой на конце — хлоп по чёрной голове! Не знаю, зачем я это сделал. Убить, конечно, деревянной ручкой не собирался, а скорей всего поразился нахальству рыбищи — вылезла наверх и заснула у всех на виду!

Стукнул я ручкой усатую голову и испугаться не успел, — хлопнуло подо мной, окатало водой с ног до головы. И не сверху льётся вода — снизу бьёт, а потом по мне же и стекает обратно. Открыл глаза — удочка моя на волнах качается, сома нет, а я весь тиной обвешан и трава на мне, как верёвки, повисла.

Вот тебе и встретился с сомом!

ПРОСТОЙ СПОСОБ

Петькин отец в колхозе плотником работает. Не хватило ему как-то жердей на новую крышу, — отправился он в лес, а мы с Петькой за ним увязались.

Нам посмотреть интересно, да еще у меня в голове думка: «А вдруг позволит он мне самому попробовать, какая-такая работа у лесоруба?»

Однако — не позволил.

— Тебе, — говорит, — сажать деревья еще туда-сюда, а насчёт того, чтобы рубить, — маловато вырос!

Я обиделся. Что мне, — для себя срубить хочется? Кроме того, человек в пятый класс ходит, а его всё еще маленьким считают.

«Ладно, — думаю, — посмотрим еще, кому можно, кому нельзя».

Выбрал он на просеке сосну, начал рубить, а я вокруг похаживаю. Потом подошёл к нему и спрашиваю:

— Дядя Вася, а сколько метров будет в этой сосне, что вы рубите?

— Не знаю, вот свалю и померяем.

— Так как же вы рубите, не померявши? Может, она короче и не хватит вам на жердину?

Он даже засмеялся:

— Не мерявши? У меня, брат, глаз точный, я и так всё вижу! А ты что, хотел её не срубивши померить?

— А что ж тут особенного? Конечно, смерить надо, а то вдруг всё-таки не хватит.

Сколько, — спрашиваю — вам метров надо?

— Шесть, — отвечает дядя Вася, — а в этой вершине все восемь будут.

Я сразу как будто бы успокоился:

— А, ну, значит, всё в порядке! Только, дядя Вася, в ней не восемь, а ровно семь метров.

— Сейчас, — отвечает, — прикинем! Дай-ка метр, да только сам отойди подальше, чтобы я не видел, как ты краснеть будешь! — Я, конечно, не отошёл.

Свалил дядя Вася сосну, прикинул — точка в точку семь метров. Он от удивления даже метр выронил. А я спокойно говорю:

— А вот в этой, дядя Вася, ровно шесть, а вот в той

сосне — девять с половиной метров. Может, вам ещё какую смерить надо?

Тут фокус этот совсем простой. Воткнул я в землю незаметно от дяди Васи метровую палку. День был солнечный, просека чистая, от палки на землю тень упала. Я её измерил — оказалось, ровно два метра, а в тени, что от сосны падала, уложилось четырнадцать метров. Ну, а дальше расчёт короток: четырнадцать на два — семь метров.

Прямо против моих окошек выстроен новый клуб, и пять боковых жердей, что покрыты сверкающей жёлтой дранкой, срублены мной в тот день, когда мы ходили в лес. И, конечно, срублены с разрешения дяди Васи, тем более, что он теперь сам иногда моим способом в лесу деревья меряет.

МОИ ПРОВОДНИКИ

Ходил я как-то за грибами и заблудился.

Попал в незнакомое место — кругом полянки, одна за одной. Огорожёны полянки густым березняком, заросли травой и похожи все друг на дружку.

Вот и попробуй, найди дорогу домой. Если бы еще знал где, — на севере или юге дом находится, то выбраться легко.

Найдёшь пень свежий или мох на северной стороне — и сразу всё ясно станет. А то ведь целый день кружился по лесу и, конечно, где какая сторона света — представления не имеешь!

Лёг я на пахучий дикий клевер, задумался. Лежу, а кругом, как провода под ветром, гудит: «Жжж-жжж-жжу-у!» — пчёлы.

Стал я за ними наблюдать. Вот эти тёмно-коричневые — шмели, лесные жители. Летают тяжело и гудят, как басовая струна. Эта вот с ядовитыми жёлтыми полосами промеж чёрных — оса. У неё повадки совсем не пчелиные — летает быстро, звенит. На цветок сядет — пёстрое брюшко покачивается. Смотреть-то даже и то неприятно.

А вот эта, тёмно-жёлтая, — настоящая домашняя пчела. Их на поляне всего больше.