Читаем Лето на Парк-авеню полностью

Подошел официант и принял наш заказ: нечто под названием «Les Quenelles de Brochet au Champagne» для меня и стейк «тартар» с «Pommes Gaufrettes» для Эрика.

– Если хочешь правду, – сказал он, когда официант удалился, – я был в отчаянии, когда попросил тебя насчет Хелен, – он уже не улыбался и, видимо, испытывал потребность выложить все начистоту. – Я в последнее время в такой запарке, что не могу себе позволить потерять работу. Журнальный бизнес – это отдельный мир. Ходят разговоры и… В общем, – он взмахнул руками, как бы отбрасывая неудачную формулировку. – Я знал, что Хёрст не в восторге от назначения Браун, и искал способ заработать побольше очков. Я прокололся и искренне сожалею.

Похоже, он говорил правду, и я поняла, что не способна на жестокость, даже к Эрику Мастерсону. Я высказала свою точку зрения, и ни к чему было муссировать ее.

Так что мы принялись болтать о всякой всячине – о погоде и текущих выставках – пока нам не принесли еду: ему горку сырого говяжьего филе и причудливо нарезанной жареной картошки за немыслимую цену, а мне рыбу в тесте под жирным соусом с шампанским. Все было довольно вкусно, но я заметила, что Эрик почти не ел.

– Я вкалывал как проклятый, чтобы оказаться, где я есть, – сказал он, возвращаясь к прежней теме, очевидно, не дававшей ему покоя. – Мне эту должность никто не поднес на блюдечке с голубой каемочкой.

– Я этого и не думала, – сказала я и отметила напряжение в своем голосе.

– Можем мы заключить перемирие, Элис? – он посмотрел мне в глаза.

Подавшись ко мне, он сбросил локтем вилку со стола. Подняв вилку, он уронил с тарелки нож. Впервые я увидела его симпатичное лицо без маски вальяжного самодовольства, и он покраснел.

– Подожди, пока увидишь, что я на десерт заказал, – сказал он и покраснел еще больше.

Теперь он просто пылал, и неожиданно проглянул настоящий Эрик Мастерсон – без всякой показухи, без французских фразочек официанту и комментариев по поводу недавней выставки в Метрополитен-музее. Проявился обычный парень, такой, как есть, и тогда мое отношение к нему изменилось.

– Я правда сожалею о случившемся, – сказал он. – Мир?

Я невольно улыбнулась и кивнула.

Эрик хорошенько затянулся сигаретой, и наш разговор поплыл свободно и причудливо, словно клубы дыма. Он рассказал пару историй о предшественнике Хелен, Роберте Атертоне, и даже о Ричарде Берлине.

– Один раз Трумен Капоте облевал Берлину туфли из кожи аллигатора. Прямо в вестибюле Хёрста, – он хлопнул ладонью о стол, смеясь. – Это был последний раз, когда он обедал с Труменом.

Эрик жестом изобразил выпивку.

Он говорил без умолку, и вскоре я уже смеялась над классическими опечатками, такими как «бодрящий пенис напиток» и «сиски в тесте». Но любимый перл Эрика касался «праздничной укаковки для подарка жене».

Когда я отсмеялась, он поймал мой взгляд и посмотрел так пристально, что я растерялась. Сердце мое забилось чуть быстрее. Если бы он мог читать мои мысли, он бы узнал, как меня влекло к нему. Я хотела отвести глаза и не могла. Он будто бы приворожил меня. Я не знала, что с этим делать, но возникло чувство, что между нами что-то началось. Я не понимала, что это, но понимала, что я в опасности.

Я не хотела влюбляться – ни в кого, а тем более – в Эрика Мастерсона. Все, кому я отдавала свое сердце – мама, отец и Майкл – так или иначе бросали меня. Я решила, что не вынесу еще одной потери. Особенно теперь, когда я наконец была в Нью-Йорке и хотела оставить прошлое позади.

Но Эрик сидел напротив меня и улыбался так, что меня бросало в жар. Я подумала о том, что накануне сказала Хелен. О том, что сексом можно заниматься просто для забавы. Я сознавала, что мне хочется поцеловать Эрика и прижаться к нему всем телом, и пыталась понять, неужели я действительно такая девушка. Я видела, что и он меня хочет, а ко мне так давно никто не испытывал вожделения. Я спала только с Майклом и лишь потому, что мы были помолвлены и я любила его. То есть я вела себя, как хорошая девушка.

И все равно Эрик меня интриговал. Меня влекло к нему, и между нами определенно проскакивали искры. Мне хотелось открыть для себя Нью-Йорк, а кто мог показать мне город лучше, чем Эрик Мастерсон? Он уже сводил меня в два ресторана, в которые я сама никогда бы не сунула нос. К тому же, можно было не сомневаться, что и он не искал ничего серьезного. Наше общение было веселым и легким, без острых краев, о которые можно пораниться.

Я почувствовала, что провожу время в свое удовольствие, но у меня был только час на обед, и приходилось посматривать на часы. Время поджимало, и я прикинула, что успею дойти от ресторана до офиса на другой стороне Пятой авеню за пятнадцать минут.

Заметив, что мы сидим уже сорок пять минут, я сказала:

– Ужасно не хочется, но я должна вернуться на работу.

Я все еще не доверяла ему, и мне не хотелось говорить, что Хелен назначила совещание на час дня.

– Я возьму счет.

– Нет-нет, – сказала я, вставая из-за стола. – Останься, допей кофе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Гордиться, а не каяться!
Гордиться, а не каяться!

Новый проект от автора бестселлера «Настольная книга сталиниста». Ошеломляющие открытия ведущего исследователя Сталинской эпохи, который, один из немногих, получил доступ к засекреченным архивным фондам Сталина, Ежова и Берии. Сенсационная версия ключевых событий XX века, основанная не на грязных антисоветских мифах, а на изучении подлинных документов.Почему Сталин в отличие от нынешних временщиков не нуждался в «партии власти» и фактически объявил войну партократам? Существовал ли в реальности заговор Тухачевского? Кто променял нефть на Родину? Какую войну проиграл СССР? Почему в ожесточенной борьбе за власть, разгоревшейся в последние годы жизни Сталина и сразу после его смерти, победили не те, кого сам он хотел видеть во главе страны после себя, а самозваные лже-«наследники», втайне ненавидевшие сталинизм и предавшие дело и память Вождя при первой возможности? И есть ли основания подозревать «ближний круг» Сталина в его убийстве?Отвечая на самые сложные и спорные вопросы отечественной истории, эта книга убедительно доказывает: что бы там ни врали враги народа, подлинная история СССР дает повод не для самобичеваний и осуждения, а для благодарности — оглядываясь назад, на великую Сталинскую эпоху, мы должны гордиться, а не каяться!

Юрий Николаевич Жуков

Публицистика / История / Политика / Образование и наука / Документальное