Лето ночи

Цветы – поникшие и увядшие – все еще были на месте. Они лежали здесь с прошлого понедельника – со Дня памяти[50]. Рядом с цветами был воткнут маленький американский флаг: каждый год его приносили сюда ветераны Американского легиона[51], и Майк странным образом связывал чередование времен года с тем, насколько выгоревшим был этот флажок. Во время Первой мировой войны дедушка поступил на военную службу, но побывать за океаном ему не удалось: вместо действующей армии он оказался в Джорджии, в мобилизационном лагере, где и провел четырнадцать месяцев. В детстве Майк с удовольствием слушал рассказы Мемо о военных подвигах американских солдат, и у него сложилось стойкое убеждение, что до конца жизни дедушка так и не смог смириться со своим отсутствием на полях сражений.

Сейчас цвета флага были яркими: кроваво-красный и ослепительно-белый на фоне сочной зелени травы. Последние лучи заката делали тени более густыми, а краски – более насыщенными. На ферме дяди Генри, расположенной примерно в четверти мили от кладбища, по другую сторону холма, мычали коровы – в неподвижном воздухе звук разносился далеко вокруг.

Мальчик опустил голову, шепотом помолился, осенил себя крестным знамением и по тропинке направился в дальний конец кладбища, где находилась хибара Ван Сайка. Теперь, размышлял Майк, его маленький обман перестал быть обманом, и, возможно, не придется каяться на исповеди.

Вообще-то, эта хибара Ван Сайку не принадлежала. Это был старый сарай для инструментов, с незапамятных времен стоявший почти возле самого забора кладбища. Вечерние лучи солнца освещали западную стену старого сооружения, делая ее похожей на кусок масла. От последнего ряда могил постройку отделяла широкая полоса скошенной травы.

«А ведь еще немного – и от этой полосы ничего не останется, – подумалось Майку. – Кладбище подступит вплотную к сараю».

Майк заметил, что на двери висит замок, и прошел мимо, будто направляясь к лесу и заброшенным рудникам в холмах – любимому месту прогулок местных мальчишек, а затем резко повернул обратно и нырнул в тень возле западной стены хибары. Кузнечики врассыпную бросились из-под его ног, под подошвами кед трещала сухая стерня.

С этой стороны в стене примерно на уровне шеи Майка было окно – единственное во всем строении и совсем крохотное. Он подошел ближе и, ладонями заслонив от света глаза, заглянул внутрь.

Но ничего не увидел: окно было слишком грязным, а внутри царил мрак.

Небрежно засунув руки в карманы и насвистывая, Майк обошел вокруг сарая, время от времени посматривая по сторонам, чтобы убедиться, что там никого нет. Шоссе оставалось пустынным: за все время, что Майк провел на кладбище, ни одна машина не проехала мимо. Над рядами могил повисла напряженная тишина. Малиновый шар солнца медленно уплыл вниз и скрылся за дорогой. Такие великолепные, удивительные закаты бывают, наверное, только в Иллинойсе. Осиротевшее небо все еще озаряли багровые отблески, но краски постепенно тускнели, свет июньского вечера уступал место сумеркам, и летняя ночь готовилась вступить в свои права.

Майк внимательно осмотрел замок: автоматический, вполне надежный. Однако деревянный косяк под металлической пластиной, в отверстие которой входил язычок, совершенно сгнил и превратился в труху. Все еще тихо посвистывая, Майк принялся раскачивать и дергать пластину туда-сюда, пока проржавевшие шурупы – сначала два, а потом и третий – не выскочили из гнезд. С четвертым пришлось немного повозиться, но наконец, поддетый перочинным ножиком, вылетел и он. Майк поискал глазами камешек, чтобы было чем забить шурупы обратно, когда придет время уходить, и опасливо переступил порог хибары.

Внутри было совершенно темно. В воздухе пахло свежевырытой землей и еще чем-то кислым. Мальчик прикрыл за собой дверь, предварительно положив у порога камень побольше, чтобы оставить щель для света и услышать шум, если к воротам вдруг подъедет какая-нибудь машина. Прежде чем двинуться дальше, он с минуту постоял, давая глазам привыкнуть к мраку.

В отсутствии Ван Сайка Майк уже успел убедиться. В углу сарая он увидел несколько лопат и кирок – обычный набор инструментов кладбищенского сторожа, на полках – упаковки с удобрениями и несколько банок с какой-то темной жидкостью. В другом углу валялись ржавые заостренные металлические прутья, явно вытащенные из ограды для ремонта, детали от газонокосилки и пара небольших ящиков, один из которых, похоже, служил столом – к нему был прикреплен фонарик. Рядом были свалены в кучу какие-то тряпки. Майк сначала не понял, что это, но потом догадался: на таких широких лентах из грубого полотна опускают в могилу гроб.

Под окошком стояла низкая кровать. Едва Майк подошел ближе, в нос ему ударил отвратительный запах плесени. Смятое, грязное одеяло почти касалось пола – словно его бросили в спешке – и тоже воняло какой-то гадостью. Но кто-то, очевидно, был здесь совсем недавно: у стены Майк заметил скомканный номер «Пеория джорнал стар» за последнюю среду.