Джон увел отвратительную душечку и вернулся в комнату. Вероника демонстративно раскладывала вещи Джеки в идеально ровные стопки, не глядя на растленного феодала.
Она случайно бросила взгляд в зеркало и увидела, что Джон откровенно любуется ею. Странно, видимо, он еще и извращенец. Только маньяк может любоваться нечесаными лохмами, залитой фруктовым соком футболкой и испачканными песком джинсами, а также надутым и перекошенным лицом обиженной шестиклассницы.
— Юпитер, ты сердишься…
— Я? Что вы, ваше лордство. Гувернантки не сердятся на работодателей.
— Это из-за Кэролайн.
— Из-за кого? Ах, из-за этой… да нет, с какой стати.
Он подошел ближе и дотронулся пальцем до пылающей щеки.
— Сердитая и красивая.
В следующий миг он ее уже обнимал, а она таяла, таяла, таяла, проклятая гусыня, и не находила сил, чтобы дать ему по башке хоть какой-нибудь из игрушек. Потверже.
— Послушай меня, синеглазая…
— Не буду слушать!
— Выслушаешь.
— Еще одну ложь? Зачем!
— Я хочу, чтобы ты мне доверяла, а ты сопротивляешься, и я не знаю, что делать. Поэтому скажу просто. Кэролайн никогда не была моей любовницей. И не является ею сейчас.
Серые глаза не хуже лазера плавили ее тело, ее душу, ее разум, и Вероника с ужасом и восторгом прислушивалась к тому, как откликается на прикосновения Джона ее плоть. Она могла говорить, что угодно, сопротивляться, ругаться, плеваться и кусаться, но на самом деле она его обожала. Она перетекала в него, словно маленький ручеек — в быструю реку, становилась его частью, умирала в его руках и мечтала о большем.
— А какое мне дело, кто для тебя твоя Кэролайн?
— Не знаю. Расскажи?
— О, ничего личного. Эта… особа разрушила твой брак, и мне не по душе мысль, что Джеки попадет под ее присмотр. Если попадет.
— Она не разрушала мой брак. И я не хочу это обсуждать. Я хочу, чтобы вы стали друзьями.
— А я сама решаю, с кем становиться друзьями, а от кого бежать, словно от чумы. И нечего таскать к Джеки кого ни попадя!
— Но он спал!
— А если бы проснулся?!
— Вот поэтому я увел ее днем. Она болтушка и хохотушка… Рассказал ей о Джеки и тебе, а потом обсудил дела. Ты же знаешь, я собираюсь многое изменить в своей жизни.
Она вырвалась и отошла подальше, судорожно тиская в руках носочки Джеки.
— А о нашем соглашении ты ей тоже рассказал?
— О шести месяцах? Мне казалось, это должно остаться между нами… особенно вторая часть.
Вероника вряд ли смогла бы продержаться еще один раунд, но в этот момент невозможный лорд стал холоден и вежлив, как… английский лорд.
— Твоя комната следующая. Вот двери, сможешь видеть Джеки. Переодевайся к ужину и приходи знакомиться. По коридору направо и вниз по лестнице. Жду тебя.
Она стояла под душем в буквальном смысле до посинения, а потом так яростно причесывалась, что, кажется, поцарапалась. Теперь Вероника Картер напоминала очень злую цыганку, одетую в оранжевую юбку и малиновый топ с открытыми плечами.
Плевать! Она будет яркой и легкой, как язык пламени, а Кэролайн пусть изойдется со своей элегантностью!
Когда из тьмы явилась нянька Нэн, Вероника едва не заорала в голос от неожиданности, но старушка и ухом не повела. Она быстро обошла вокруг девушки, что-то бормоча себе под нос. Потом уставилась на нее своими синими глазищами и сообщила:
— Все сели. Ждут. Едят у нас там. Внизу.
— Спа… спасибо.
— Спасибо потом скажешь. Пока иди, поешь. Та, другая, плохо ела. Салат и овес, овес и салат. Потому и злая была. С голодухи все злые. Ладно. Иди.
С этими словами нянька Нэн испарилась.
Через минуту Вероника входила в столовую. За широким и длинным дубовым столом уже сидели Джон, поднявшийся ей навстречу, Кэролайн, приветливо помахавшая ей рукой, а также…
… нет, достаточно на сегодня, пожалуйста! Та самая Шикарная Блондинка!
Еще через секунду Вероника совершенно расслабилась. Шикарная Блондинка резво вскочила ей навстречу и оказалась высокой худощавой женщиной средних лет с яркими серыми глазами и улыбающимся ртом. О возрасте говорили разве что морщинки вокруг глаз, но их можно было разглядеть только вблизи. Одета удивительная женщина была в лимонную юбку и точно такой же, как у Вероники, топ. Она бурно обняла Веронику и повела ее к столу, непрерывно болтая на ходу. В ее речи слышался едва уловимый ирландский журчащий акцент.
— Итак, вы — Вероника. Чудесно! И очень забавно. Я сразу почувствовала родственную душу! Во-первых, топ. Такую вещь может надеть только душевно веселый и умственно развитый человек. Во-вторых, юбка. Вы — оптимистка! Я тоже. В-третьих, вас зовут Вероника, а меня — Вера. Это тоже неспроста, только я еще не поняла, почему, но все равно здорово. Итак, будьте как дома, моя дорогая, и не смейте смущаться!
— Мама!