– Блядь, Генри, мы тут мой моральный облик обсуждаем или придумываем, как выбраться из этого говнища? С Оленькой на втором курсе было, а Смирнову я и пальцем не трогал.
– Да потому что она с припиздью изрядной, только это и…
…Катающихся по полу и раздающих друг дружке тумаки молодых археологов разлила водой подоспевшая Галина Ивановна. После чего, выпив по мировой чарке, товарищи отправились в лагерь расследовать фальсификацию века.
За холмами торчат острыми бородатыми клинышками елки. Дальше, – фоном, – брусничный закат. Алькины ботинки цокают по старой брусчатке. Когда они с Генрихом расшифровали эту, как он выразился, срань Господню, она какое-то время тупо смотрела на бумагу, потом встала и пошла в спаленку. Быстро собрала вещи – было бы что, и попросила у Галины Ивановны расписание. Ты куда намылилась? – сумрачно хмыкнул ей Гена. На автобус, – просто ответила Алька. Наш-то ушел уже, – озабоченно покачала головой хозяйка, – есть еще котельский через Нежново, он попозже идет, но дотуда напрямки километров пятнадцать…
Варька закончила прибираться в стойле у Помехи и тоже вылезла на двор. Открыла зубами бутылку пива, протянула ее лейтенанту. Открыла вторую – для себя. Хмурится.
– Что такое, Варь? – мягко спрашивает Данька. Варвара дергает волевым подбородком.
– Тучи вон. Нагнало. Погода завтра испортится… – Варька из пиетета перед лейтенантом подбирает приличные слова вместо тех, что не очень; как «ты» на «вы» заменяет. Выражение лица озабоченное. – Совсем, – добавляет она, – совсем испортится.
– И дождь пойдет, наверное, – рядом возникает пацан неопределенных лет – по росту только скажешь, что пацан – лицо как у старушки, сигаретка меж зубов. Варя недовольно смотрит на него. Тот улыбается – и это выглядит по-настоящему страшно, как если бы хэллоуинская тыква вздумала заискивать.
– Пивко, а, Варь? – говорит тыква. – Здравствуйте, Даниил Андреевич, – протягивает Даньке ладошку. Данька демократично здоровается и даже бутылку отдает:
– Угощайся.
– Смирнова, не дури, – повысил голос Генрих.
Но она не дурила. Она просто вспомнила кое о чем и поняла, что загостилась.
Теперь она постепенно поднималась от высокой деревни еще выше, на восток и юг, в сторону соседних Горок, за которыми ей нужно было перевалить береговую гряду холмов и спуститься в лесистую низину. Примерно так она помнила по карте. Пока же по левую руку расстилался тихий сегодня ввечеру и какой-то даже нежный залив с дремавшими у старых пристаней рыбачьими суденышками. А наверху ветерок носил дурманящий аромат рано зацветающей черемухи. Значит, скоро похолодает – отметила про себя Алька.
На дороге в Горки было пустынно, только раз мимо прогрохотал фургончик из местного лабаза. Море с каждой сотней метров разворачивалось все шире, а запах черемухи сменялся духом сосновой хвои и поднимавшейся вместе с ветром от залива легкой солоновато-гнилостной нотой. На очередном повороте пейзажа она не выдержала – остановилась, всматриваясь в даль, не омраченную здесь даже темной ниткой противоположного берега. Хоть и говорят, что в этой части Балтики приливы практически неощутимы, но ей явственно казалось, что море постепенно поднимается, будто наполняясь энергией вздоха. А ведь это ты его забрала, – подумала она, обращаясь к набегающей далеко внизу волне, как к сопернице. – Тебе отдали, но ты-то взяла. И не отпустила.
Варька неодобрительно смотрит на лейтенанта. Тыква, которую зовут то ли Пашкой, то ли Саньком, прибился к ним не так давно и даже среди лошадиных девиц считается парией. Пашка-Санек делает затяжной глоток и протягивает Даньке пиво:
– Спасибочки.
Борьба между демократизмом и брезгливостью завершается вничью – лейтенант берет бутылку обратно, но пить не решается. Варька насмешливо смотрит на него и кричит:
– Эй, на Помехе! Пивка не хочешь?
Лейтенант, наконец решившись, прикладывается к горлышку. Девица подъезжает, Помеха почти прижимается к Даньке боком, он отступает назад, Варька протягивает подружке свое пиво. Девица на Помехе колышет ногами на уровне его груди. Все молчат.
– Слышь, Тань, – говорит Варька. – Завтра нам Самсоновых приведут.
– Пиздишь, – уверенно отвечает Таня.
– Ни хуя, – ободренная примером подруги, Варвара расслабляется. – Вон, Андреича спроси. Ихние вчера приехали, Самсона и все цыганье евонное на грузовик погрузили и увезли со всем барахлом. А лошадей ихних, я думаю, к нам определят, куда их девать-то?
– На колбасу, – хихикает юноша-тыква. Данька подмечает, что тыква и капитан Александр Петрович мыслят в одном направлении.
– Да не, на хрен им такая колбаса. Они ж не азеры, – резонно замечает Варька.
– А кто они? – озадачивается Татьяна. – Ментов здешних я почти всех знаю, – хвастается Таня и вопросительно на Даньку смотрит. Помехе уже надоело стоять, она машет хвостом по морде Даниилу Андреевичу.
– Лошадь на место заведи, – по-хозяйски подмечает Варвара, – и продолжим. Диксусию.