Лето разноцветно-косолапое

— Беркут, — сказала Аксинья Потаповна.

— Бхалу, — сказала Коала.

Да, в когтищах беркута безжизненно висело тельце медвежонка, с которого, как с мочалки, бежала вода.

— Эй, не уноси! — закричала медведица. — Это мой, не ешь его!

Беркут на лету оглянулся с насмешливым прищуром, покачался с крыла на крыло и опустил свою ношу на бережок. Сам же какими-то танцевальными прыжками — боком, боком — перебрался на сломанное дерево. Большая птица, жёлтый хищный клюв, зоркие янтарные глаза из-под низких бровей.

— Я медведей не ем, — сказал он с ехидцей.

Аксинья Потаповна взяла мокрого Бхалу в лапы — жизни в нём не было. Медведица всячески тискала его, переворачивала так и эдак, облизывала ему нос и глаза, окликала по имени… Да! Наконец Бхалу шевельнулся и стал откашливать воду.

— Давай, миленький! Оживай, родненький! Дыши, глупенький! Ох, дура я старая, тебя проворонила.

Коала, сидя у медведицы на плече, протянула свою лапку и капнула медвежонку на синий язык эвкалиптового масла из флакончика. Бхалу слабо чихнул и открыл глаза.

— У-у-у, вя-вябко, — сказал он и зарыдал, трясясь всем телом.

Тут Аксинья Потаповна и сама заплакала — и от жалости, и от счастья, что детёныш жив, — и прижимала его к своей груди, стараясь согреть. Слизнула слезу умиления и бабушка Коала.

— Ишь какие нежности, стоило посмотреть, — с ноткой иронии сказал Беркут. — Ну, так я полетел?

— Ох, спасибо тебе, славный Беркут, — поклонилась Аксинья Потаповна. — Век не забуду, должница до конца дней!

— Ладно уж, чего уж, — с лёгкой улыбкой ответил Беркут. — Жене моей спасибо: она разглядела. — Он сильно оттолкнулся ногами от дерева и зашумел крыльями, поднимаясь в воздух. Потом нашёл над склоном сопки тёплые струи воздуха, которые унесли его ввысь, — и вот уже под самыми облаками кружат две точки, жена и муж беркуты. Зоркость у беркутов исключительная, и, конечно, они видели, как бабушка Коала благодарно машет им лапкой.

— И тебе, кума, спасибо, — сказала ей Аксинья Потаповна. — Если бы ты не спроворилась… Охохонюшки… А что ж обычно-то всё медлишь?

Коала помолчала и ответила:

— Так ведь коала я. Нам, коалам, куда спешить?

Тут за кустами послышались шаги и голоса:

— Да не бросили нас… Побегают и вернутся.

— А может, случилось что? Надо найти.

— А, да вот же наша вожатая! Аксинья Потаповна!

И трое разноцветных медвежат — Умка, Тедди и Панда — подбежали к медведице.

— Куда же вы пропали, Аксинья Потаповна? Пойдёмте дальше. Ой, Бхалу, что это с ним?

Медвежонок-губач задремал в объятиях вожатой, но всё ещё дрожал во сне.

— Чуть не утонул наш рыженький, — сказала вожатая. — А вы-то где были? Друзья называетесь…

— Да это всё Росомаха! — воскликнул Тедди. — Я её почти догнал, жалко, споткнулся, а то за хвост бы оттрепал!

— Никуда сегодня не идём, — решила медведица. — Устроим лёжку, будем Бхалу согревать, пока сил не наберётся.

Хани Федя

Бхалу проспал весь остаток дня и всю ночь. У Аксиньи Потаповны даже сердце скулило от переживаний — да проснётся ли он вообще?

Бхалу проснулся. Только слабый совсем, нездоровый. Без голоса. Нос сухой. Есть ничего не хотел, только пить. Медвежата приносили ему напитанный водой мох, и губачонок его высасывал, а медведица выжимала сок сладких растений прямо больному на язык.

— Мне жарко, — шептал Бхалу. — У меня лапы зябнут. Я к маме хочу, в джунгли.

И остальные медвежата вздыхали и хлюпали носами. И больного было жалко, и к маме каждому хотелось — кому куда: в прохладную тундру, в бамбуковые предгорья, в американские леса. Даже бабушку Коалу где-то в эвкалиптовой кроне ждала мама — маленькая старенькая прабабушка Коала.

А Бхалу блуждал глазами и тихо бормотал что-то совсем непонятное:

— Отнесите меня на гору Ошадхи, я найду мрита-сандживани, волшебную траву…

Что это за гора Ошадхи, Аксинья Потаповна не знала, но тоже отыскивала волшебные травы: и пахучие стебельки черемши, и ещё не расцветшие бутоны ромашки, и луковки чёрной сараны… Сарану Бхалу любил, и если для здорового это было лакомство, то для больного теперь — лекарство. Время от времени и бабушка Коала потчевала медвежонка своими целебными каплями. Но выздоровление не спешило приходить.

— Медку бы ему ещё, — размышляла медведица. — Вот что, ребятушки, деваться некуда — пойду-ка я на поклон к человеку. Знаю я тут одного… А вы пока затаитесь и ждите. И чтобы никаких речек. Никаких росомах.

— А можно мне с вами? — попросился Тедди.

— М-м-м… — поколебалась медведица. — Ну, пойдём. Может, с дитём скорее дадут. Не отставай, это не прогулка.

Они зашагали сквозь чащу. Тедди на ходу делился американской мудростью:

— Я знаю, как добывать мёд. Его стерегут злые пчёлы. Они кусаются, поэтому надо быстро-быстро схватить домик с мёдом, отнести к реке и бросить в воду. Пчёлы утонут. Потом вылавливай домик, открывай и наслаждайся вволю. Хани! Это по-американски «мёд». Меня мамочка тоже называет Хани — Медуля.