Вот они причалили к берегу, останавливаются на ночлег. Дима выволок на песок свою лодку, сел под кустом, блаженно закурил. Нет, он не отлынивает от работы. Но он — курящий человек, на ходу курить неприятно и вредно, вот он и курит, удобно усевшись на бревнышке. Тем более что его байдарка уже на берегу, он никого не обременяет своим грузом. И другим помочь Дима не откажется, пусть только скажут. Но никто ни о чем его не просит. Отдыхает Дима — пусть отдыхает. Иногда Капитан насмешливо посматривал в его сторону. Иногда Адмирал бурчал что-то про себя. Но замечаний не делали. Да и посматривали не очень часто — делом были заняты, тут не до Димы. Все помогали всем. Дима — только себе.
Иногда Андрею хотелось сказать Диме что-нибудь язвительное. Он легко придумывал ядовитые слова и шептал их, когда Дима не мог его слышать. Но все понимающий Адмирал как-то напомнил:
— За двадцать четыре дня человека не переделаешь. Больше он с нами не пойдет, а сейчас не заводи волынку. От волынки всем будет тошно.
И Андрей старался сдерживаться.
Один раз он поделился своим негодованием с Женей, но Женя неожиданно сказал:
— Хватит тебе, Андрей, бороться за справедливость.
— Привет. — Андрей даже остановился, разговор происходил в лесу, они собирали грибы. Андрей поставил корзину на землю и уставился на Женю. — А за что, по-твоему, надо бороться? Конечно, за справедливость.
— Но справедливость у тебя своя, а у Димы — своя.
— Да? Женщины работают, а он под кустом сидит. Ничего себе справедливость!
— Это ты видишь. А он видит, что свою работу сделал, а чужую не обязан.
— «Не обязан»! А остальные обязаны?
— А ты что, чужую работу делаешь?
Женя смотрел весело. Он так смотрел, как будто решил задачку, которая Андрею не по зубам.
Андрей вспомнил мешки с продуктами, которые они с Женей таскали к стоянке. Палатку Инны, которую иногда ставил Андрей, иногда Женя, иногда Адмирал — кто успеет.
— Делаешь ты, Андрей, чужую работу?
— Вроде свою, — озадаченно ответил он.
— Ну вот. Значит, для тебя все справедливо, и нечего ерепениться.
— Ага! А то, что Алешка надувает матрасы, — это тоже справедливо? Для всех, заметь, надувает.
— А ты попробуй их у Алешки отобрать, — засмеялся Женя.
И Андрей перестал спорить. Потому что Женя был прав.
Своя работа, чужая работа — все зависит от того, как ты относишься к этой работе. А главное — к этим людям.
А поговорить с Димой Андрею иногда хотелось. Не ссориться, не выяснять отношения, а просто поговорить. Объяснить что-то. Он, Андрей, например, считает, что «сачковать» — хамство. А Дима как считает? Что не помогать слабым — непорядочно. Может быть, Диме этого просто не объяснили в свое время? Но однажды он оставил эту мысль — говорить с Димой.
Профессор в этот день хотел пройти побольше и попросил всех быстрее собираться. Чем-то это было вызвано: то ли до ближайшего леса далеко, а стоять на безлесном месте плохо — дров нет и вообще неуютно. То ли еще что-то. Но все согласились с Профессором и стали собираться.
Андрей с Женей стояли в воде и грузили байдарки — Профессора, Адмирала, свою, Капитанскую. Работа шла быстро — ребята приладились. Спальник — под борт. Продуктовый мешок — в корму, рюкзак с одеждой — в нос, он полегче, а нос должен быть легче кормы. К другому борту для равновесия — резиновые сапоги или еще один мешок с продовольствием, только длинный, чтобы удобно было ему сбоку, чтобы не мешал. Сюда — ведро, обернутое клеенкой, чтобы копотью не пачкало. Сюда — сумку с хлебом, чтобы на нее с весел не капало.
На берег вышел Дима с сигаретой во рту.
— Дима, собери, пожалуйста, наши рюкзаки, — попросил Женя, — а мы байдарки догрузим. Годится?
— Сделаю, — легко согласился Дима.
Он ушел с берега. Лагерь, как обычно, был на возвышении, Димы не было видно. Управились еще с одной байдаркой, поднялись на стоянку, чтобы взять оставшиеся вещи и загрузить последнюю. Увидели, что Дима сложил свой роскошный красный рюкзак и опять сидит, курит. Посмотрел на ребят, сказал:
— Сейчас покурю, начну ваши рюкзаки складывать.
Тут Андрей не удержался от вопроса:
— А почему со своего начал? — За шесть походов он впервые видел, чтобы человек начал укладывать вещи сначала себе, а потом другим.
— Со своего же приятнее начать! — Дима тоже удивился. — Свой — это свой. Разве не так?
Вот тут Андрею стало ясно, что Дима его не поймет, объясняй — не объясняй. Он ничего не поймет и ничего не почувствует. Нельзя изменить человека за двадцать четыре дня. Нельзя — и точка.
И вдруг за несколько дней до конца похода произошло неожиданное. Дима вытащил из воды свою байдарку, а потом пошел помогать Адмиралу. Он вытащил еще одну байдарку, потом не сел курить, а стал вместе со всеми таскать наверх рюкзаки. Что это с ним? Андрей ошалело смотрел на Диму, а Дима работал, как все.
— Женя, что это с ним? Перевоспитался? С ума сойти.
— Нет, не думаю. — Женя волок наверх самый большой мешок. — В Москве опять будет сачковать, проезжаться за чужой счет.
Их догнал Профессор, свалил ношу, сказал: