Лето с капитаном Грантом

И приготовился слушать дальше. Но горе: Жека ничего не понимал… Слова-то были почти все понятные, а вот зачем они, ну хоть застрелись… Жеке непонятны были их взрослые мысли.

Вот такие дела. Оказывается, чтобы шпионить за умными людьми, надо быть не только хитрым, но и умным, тоже умным. А Жека этого не знал.

Пришла старшая вожатая Аня, и они, уже втроем, стали говорить об отрядных дневниках, о том, что лето само по себе вовсе не гарантирует счастья, что им, вожатым и воспитателям, надо много стараться, коли у них такая должность — конструировать интересную жизнь.

Если б Жека все это понял, вот удивился бы. Но он лишь морщил брови и равномерно хлопал ушами.

Аня с Юрой ушли, и потом долгую долгость тянулась тишина. Только иногда шелестели листочки на столе Олега Семеныча…

— Олег Семеныч! Решил к вам зайти. У меня сейчас время есть.

Жека не мог ошибиться. Это был Гриня из их отряда, человек Жеке сильно любопытный, потому что он все время старался помочь Люсе Кабановой, а выгоды Грининой Жека от этого увидеть никак не мог. И вот теперь… Жека, как говорится, весь превратился в слух.

— Ну, раз время есть… — сказал начальник вполне серьезно. — Только у меня-то вот со временем худо…

— А я спрошу — и все… Я теперь себя хорошо веду?

— Хорошо. Даже, Петь, боюсь сглазить!

Несколько мгновений было молчание — наверное, они глядели друг на друга.

— Вы не бойтесь. Я же вам честно обещал, помните?

— Помню. — Начальник шелестнул какой-то своей бумажкой. — Слушай, а зачем тебе оно понадобилось?

— Ну а если бы вы первый увидели! — воскликнул Гриня с непонятной грустью.

— Да уж, по крайней мере, я бы… — сказал начальник неуверенно.

— Ну а я вот не смог!

Жека услышал, как на стол лег какой-то увесистый предмет.

— Вот, возьмите, Олег Семеныч.

— Опять?!

— Я нашел! И вам отдаю.

— Где это было?!

— Там больше нету, честно. Последняя.

Они долго молчали, потом начальник сказал:

— Ладно, ступай…

Разговор этот остался для Жеки абсолютно зашифрованным и странно тревожил. И еще ему сделалось неожиданно не то грустно, не то досадно. Он не понял, отчего это. Лишь сказал про себя: «Сижу тут, как… экспонат».

А досадно ему стало оттого, что у Грини и начальника такие сложные и такие человеческие отношения. А у него самого с этим шпионством ничего такого нет и быть не может.

Он продолжал сидеть в своем шкафу. Олег Семеныч то оставался один, то к нему приходил кто-то из взрослых. Это был один из тех редких дней, когда начальник большую часть времени провел в Замке покаяния. Так что Жеке, можно сказать, везло.

Но все эти разговоры были вовсе не секретные: деловые, короткие. И Жека чувствовал, что попал в какое-то нелепое положение. Он был сейчас никакой не разведчик, а просто подслушиватель.

Жека был расстроен, он устал от неподвижного сидения в духоте и мраке. И он бы немало сейчас отдал, чтобы исчезнуть из этого склепа. Но вынужден был сидеть. И вынужден был подслушивать.

Между тем приближалось время обеда. Об этом недвусмысленно намекнули Жеке сперва бурчание в животе, а потом и горн, разлетевшийся над просторами лагеря и дошедший даже сюда — в шпионский шкаф.

Горн этот, а также характерное бурчание в животе услышал и лежащий в лазарете верноподданный Захар. «Надо идти на обед, — думал он. — Иначе сразу увидят, что меня нету…»

Следует заметить, что все это время Захара одолевали довольно-таки неприятные мысли.

Когда Жека приказом своим укладывал его в постель и надевал на его физиономию марлю, Захар слегка возроптал: мол, меня-то ведь тоже хватятся! В ответ Жека небрежно кинул: «Да о чем ты говоришь? Никто даже…» — и махнул рукой.

Захар не стал возражать. Потому что, возражая, надо было бы обижаться на Жеку, а это представлялось ему делом невозможным. И потому он просто лег, как приказал Жека, лег и лежал. А сам думал…

«Ничего подобного, — думал он, — хватятся и пойдут искать. И придут сюда, и спросят у него, у Захара (принимая его, естественно, за Жеку): «А скажи нам, Женя, к тебе Толя Захаров не заглядывал? А то куда-то он девался…»

Да, это было бы опасно, его запросто могли бы узнать. И все-таки он почти хотел этого, чтобы доказать Жеке… и себе, что и он, Захар, не такая уж невидимка, не такая уж тень.

Пусть даже не ребята, но Люся-то Кабанова обязательно вспомнит, убеждал он себя. Должна вспомнить! Она за всех отвечает одинаково — что за ярких личностей, что за бесцветных. И если Захар, допустим, куда-нибудь действительно запропастится, то ее взгреют так же, как и за выдающуюся гимнастку Ольку Огородникову.

Так говорил себе Захар, а время шло.

И никто Захара не спохватывался.

На его несчастливое счастье, сегодня никаких общеотрядных дел не намечалось, народ жил своей жизнью. Люся Кабанова шила с девочками кукольные костюмы для выставки. Она сама была не такая уж взрослая, и в душе ее все еще жили те времена, когда она играла в кукол не хуже своих пионерок.

А все другие, наверное, думали, что раз нету Жеки, то и Захара не может быть…