Лето страха

Я просто не мог упустить возможность уколоть Эмбер именно потому, что знал — мое оружие всегда было совершенно бессильным перед ее сверкающей, безупречной броней.

— Рассел, ну почему, черт побери, ты никак не повзрослеешь?

Итак, недоросль, безобидный и к тому же неспособный на верную любовь, я повел машину назад, к Прибрежному шоссе, к северу, к Лагуне. Гнев, который, как я полагал, должен был бы охватить меня после этих слов — Эмбер, так и не возник. Вероятно, потому, что на протяжении вот уже долгого времени я мог думать только об Иззи, спавшей в девичьей кровати в доме своего отца. Я пытался послать ей самые что ни на есть безмятежные и обнадеживающие сны. И Эмбер мне тоже казалась странным порождением сна — она находилась рядом, но оставалась по-прежнему недосягаемой, присутствовала — но была недоступна.

А потом во мне начало накапливаться уже новое чувство, хотя сначала я никак не мог определить, какое именно. Но по мере того, как оно все больше заполняло пространство, высвобождающееся от смущения и шока при виде Эмбер, тем больше я распознавал это чувство. Оно — радость. Я действительно рад, что эта женщина жива. Фактически даже больше чем рад, я счастлив. Я благодарен судьбе. И где-то в глубине, под всеми этими вполне приятными истинами, уже проросло вновь, уже ухмылялось мне — простое, неразрешенное, незваное, даже запрещенное чувство, которое я всячески старался проигнорировать, но — не мог: я был просто потрясен близостью этой женщины ко мне. Да, тайно, дико, безумно потрясен.

— Могу я довериться тебе? — спросила она.

— Да.

— Скажи, что мне теперь делать?

— Твою сестру убил Марта?

— Кроме него некому. Именно поэтому, Расс, я и не обратилась в полицию. Именно поэтому я и пришла к тебе. Думаю, он убил ее не преднамеренно. Решил, дом пуст. А тут — она в постели. Она запаниковала. Он запаниковал. Когда убил, растерялся. Попытался представить ситуацию так, как если бы здесь побывал Полуночный Глаз. Но потом испугался и решил вообще скрыть все следы преступления. И саму Элис тоже. Во вторую ночь, когда ты застал его там, он как раз закончил свою работу. Выдумал историю о том, что накануне видел Грейс, выходящую из дома. Если кто-нибудь как следует прижмет его, он окончательно лишится рассудка и обязательно постарается свалить все на тебя и на Грейс. Ну какое же тут может быть объяснение?

— Об этом я как раз и думаю.

— То есть ты не считаешь, что это сделал он?

Я въехал на стоянку «Башни», жестом руки отказался от помощи лакея и припарковался рядом с серой машиной Эмбер.

— Куда ты ехала, когда прошлой ночью я видел тебя на Прибрежном шоссе?

— В отель «Лас-Бризас». Туда, где Мартин приказал мне отсиживаться. Он запретил мне даже из номера выходить. Но мне стало просто невыносимо сидеть взаперти. Когда ты увидел меня, я как раз возвращалась из «Белого дома», где весь вечер просидела за столиком, самым близким к оркестру.

Я слушал ее, продолжая смотреть вперед, через лобовое стекло. На город опускалась бледная дымка — легкий налет росы, который исчезнет с первыми же лучами солнца. Казалось, машины и улицы потеют, превращая свое тепло во влагу.

— Когда ты в последний раз видела свою дочь?

— Месяца два назад, может, три. Я писала ей. Вообрази меня пишущей письма, Расс! Я звонила ей. Она игнорирует меня.

Эмбер замолчала, тихо вздохнула — как все же странно и одновременно неотразимо притягательно было услышать из ее уст даже малейший намек на собственное поражение! — после чего она сложила руки на коленях и уставилась на них.

— Я знаю, я совершила несколько ошибок, Расс, и делаю сейчас все, чтобы исправить их. Я пыталась... я действительно пыталась наладить отношения. С моей семьей. С моими старыми друзьями. С моей дочерью. Я сожгла за собой столько мостов, что сегодня уже тяжело отыскать дорогу назад. Чувствую, мне придется идти в дыму. И теперь... Элис. Бедная, бедная, прелестная девочка.

Так это было в ту ночь — впервые за те двадцать лет, что я знаю Эмбер Мэй, она приоткрыла передо мной такие свои чувства, как сомнение, вину перед кем-то, сожаление, и сделала это явно искренне. Я простил ей все ее тысячи тщательно разыгранных сцен. Я был просто ошеломлен.

— Так что мне теперь делать? — спросила она снова.

— Со своим агентом ты разговаривала?

— Рубен — мой управляющий. Да, разговаривала. Он знает: со мной все в порядке, просто в данный момент я не работаю, никому не звоню и вообще меня ни для кого нет. Он поклялся мне хранить молчание, а свое слово Рубен держать умеет. Он — единственный, с кем я вообще говорила. Он и Марти. Это все.

Эмбер действительно дрожала, хотя вечер был жаркий и влажный. До меня донесся ее характерный запах, напоминающий запах Грейс, который исходил от нее во время нашей последней встречи: смесь запахов — женщины, духов, страха. Но больше всего именно страха.

— Куда же мне теперь ехать?

— Ты уже выписалась из отеля?