По пути к дому Джо и Коррин я прослушал пленку еще раз. Все так же невнятно гудел голос Глаза, а я не смог извлечь из этой пленки ничего. Тогда я начал размышлять над тем, как вообще появилась на свет эта пленка и как она попала в магнитофон Эмбер. А не подделка ли это? Записанная с оригиналов, которые Пэриш не внес в список «вещественных доказательств» по делу Полуночного Глаза?
В конце концов я выключил невнятную белиберду, перемотал пленку на начало и сунул кассету в карман.
«Несомненно, — подумал я, — для хранения таких вещей нужно найти местечко понадежнее, чем машина».
Изабелла сидела в постели, опершись на подложенные под спину подушки, а на коленях у нее лежали портативный магнитофон и коробка с кассетами. Из-под бейсбольной кепки виднелись наушники — маленькие черные подушечки на каждом ухе. Она услышала, как я вхожу, открыла глаза и одарила меня улыбкой такой теплоты и счастья, что мне тут же захотелось лечь рядом с ней, заключить ее в свои объятия и рассказать ей, как сильно я ее люблю. Так я и поступил. Она тоже, как могла, — сидя — обняла меня. Сняла наушники. Снова надела свою кепку.
— Ты очень плохо выглядишь, — сказала она без малейшей запинки. Должно быть, я довольно странно посмотрел на нее, потому что она тут же выдала: — Я хочу сказать, ты... выглядишь...
Она указала пальцем на мою красную ветровку и снова улыбнулась.
— Хорошо провел без меня время?
— Хорошо... — сказал я, не зная, как закончить фразу. Я почувствовал, внутри меня разверзается пропасть, темная зияющая бездна, в которую летят две маленькие куклы, похожие на Изабеллу и Расса Монро, — руки и ноги раскинуты в стороны, а сами они медленно крутятся, низвергаясь в картонную преисподнюю.
— О, маленький, только не надо на м-м-меня так смотреть, — сказала она. — Я знаю, что говорю с-п-п-плошную чушь.
— Ничего подобного, — возразил я. — И я польщен тем, что тебе понравилась моя красная веревка.
Она снова улыбнулась.
В этом мире нет ничего лучше улыбки Изабеллы.
— Т-ты... ты просто п-п-подсмеиваешься надо мной.
— Я знаю.
— Но к-к-когда-нибудь я тоже до тебя доберусь.
— Все равно не поймаешь.
— П-п-пока нет. Но после о-о-операции сразу же поймаю.
— После операции я стану проявлять большую бдительность.
— Все равно поймаю, и ты за все заплатишь, сосунок!
— Типичная темпераментная латиноска, — сказал я. — Только и думает об отмщении.
— Я и так уже о-о-отомстила тебе, когда ты покалечил меня.
— Я не
— В-в-вот именно.
Несколько секунд я держал ее в своих объятиях, пока она не успокоилась и не улыбнулась мне. Это была все та же, немного застенчивая, почти виноватая улыбка, которая возникала на ее лице каждый раз перед тем вопросом, который она тут же и задала мне.
— Догадался, чего мне сейчас хочется?
— Ты проголодалась, — сказал я.
— Не с-с-спросишь, что там сегодня на завтрак?
Я выбрался из кровати и отправился на кухню.
Джо сидел за столом перед вентилятором, попивая холодный чай. Коррин стояла у плиты. Мне показалось, их молчание слишком затянулось. Такое всегда чувствуешь.
Я доложил Изабелле, что в меню значится «хуэвос ранчерос». Она улыбнулась и кивнула.
Вернувшись на кухню, я понял причину их молчания: не только речь Изабеллы, но и все ее состояние стало намного хуже. Я проследил за взглядом Коррин. Она смотрела за окно, в небо.
В голубой выси реактивный самолет оставил после себя белесый след, и я даже разглядел слабый мерцающий клинышек серебра перед ним. Он казался символом того, как высока и опасна может быть человеческая жизнь, но по сути это был всего лишь парящий в небе реактивный самолет. Издалека, с запада, надвигалось на нас темное одеяло облаков, раскинувшееся над горизонтом подобно савану, скрывающему утро.
— Сегодня звонил доктор Нессон, — заговорила Коррин, повернувшись ко мне. — Операция назначена на шесть утра. Продлится около шести часов. Он не хочет, чтобы мы ждали ее окончания. Похоже, он встревожен. И я — тоже.
Мне показалось странным, что Иззи не обмолвилась ни словом об этом, и Коррин поняла, о чем я подумал.
— Она не может правильно выразить свою мысль, — сказала она. — А сегодня утром даже забыла, как ее зовут.
Я присоединился к их молчанию.
Картины прошлой ночи — ледяные руки Элис, обнимающие мою застывшую шею, — мешались в моем сознании с образом моей жены, лежащей в тридцати футах от меня. Как бы мне сейчас помогла «Кровавая Мэри»!
— Знаешь, Рассел, — заговорил Джо, — Коррин уронила Иззи (Иззи была маленькая), и та сильно ударилась головкой. Врачи тогда сказали: вроде с ней все в порядке. Тебе не кажется, что, может быть...
— Нет, — отрезал я. — Это полнейшая нелепость.