Лето сухих гроз

— Это очевидно, мистер Холмс. Некто дотащил тело до данного места, затем достал лодку, подогнал сюда, погрузил в нее тело, отплыл, вероятно, ниже по течению и утопил тело в каком-нибудь омуте.

— Чье тело вы имеете в виду? — так же холодно спросил Холмс.

Следователь замялся.

— Учитывая, что следы ведут от лаборатории, а принца Александра никто не видел со вчерашнего вечера, можно сделать определенные выводы. Впрочем, давайте пройдем к причалу.

Ярдах в ста выше по течению на воде качалось несколько лодок; крестьяне возились вокруг одной, вытащенной на сушу, верно, конопатили.

Мы подошли. Мужики, оторвавшись от дела, поклонились, ломая картузы. Следователь о чем-то спросил. Один из мужиков, бородатый старик, степенно ответил.

— Он говорит, что действительно пропала лодка, Фрола Щеглеватых. Сроду не бывало такого. Разве из озорства?

— А весла? Уключины? — Холмсу, похоже, не нравилась версия следователя.

— В шалаше, рядышком, был шест. Без присмотра. Фрол — мужик легкомысленный. Да и не думал, что на его лодку кто позарится. Дрянь лодчонка, если честно. Если по глупости угнали, из озорства, то найдется. Куда ей деться.

Следователь кончил переводить, поговорил с мужиками еще, затем повернулся к нам.

— Я распорядился, чтобы они прошли вниз по реке. Может быть и отыщут лодку. Тело-то вряд ли, если притопили, придется прочесать реку баграми, — и, спохватясь, добавил:

— А ваше мнение, мистер Холмс?

— Я восхищен вашей энергией, — сухо ответил мой друг.

Мы вернулись к амбару.

— Ищите женщину, говорят французы. Был ли у нее друг сердца?

— Она находилась в определенных отношениях с Константином Фадеевым, моим крестником, — принц Петр явно устал. Мы все устали — за исключением следователя. А тот бодро продолжил:

— Когда его видели в последний раз?

— Утром. Утром у тела, потом он пошел к себе. Константин тяжело переживает случившееся, — принц, которому было лет сорок, выглядел старше своего отца.

— Я должен видеть его.

— Господа… Господа, вы проводите?.. Мне нужно побыть одному.

— Разумеется, — кивнул Холмс.

Принц остался у входа в подземелье, мы же, не сговариваясь, предпочли идти верхом. Тропа привела нас к широкой гранитной лестнице, поднимавшейся прямо к замку, водяной каскад освежал путь, но я заливался потом. Да и следователь непрерывно утирался огромным клетчатым платком. Один Холмс бесстрастно поднимался вверх.

— Константин живет в «свитских номерах», — на середине подъема мы остановились перевести дух. — Я разговаривал с ним незадолго до вашего приезда. Он утверждает, что виделся с мисс Лизой вечером, коротко, всего несколько минут. И все.

— Ну, мистер Холмс, люди иногда говорят правду, иногда — лгут, — сказал следователь, когда к нему вернулся голос. — Он один живет? Я имею в виду, кто-нибудь может подтвердить, что он ночью не покидал своей комнаты?

— Там же живет полковник Гаусгоффер.

Из вежливости следователь не торопил нас, но видно было его нетерпение. Он походил на фокстерьера у норы, охваченного ожиданием предстоящей схватки.

Мы одолели оставшиеся ступени, — признаться, на сей раз я пренебрег счетом, — и, обогнув замок, подошли к «номерам».

У входа нас нагнал полковник.

— Знакомьтесь, — я представил его следователю.

— О принце Александре нет известий? — следователь стремительно вцепился в Гаусгоффера.

— Нет, и это тревожит.

— Вы ночью… не слышали ничего необычного?

— Нет. Я сплю крепко.

— А Константин Фадеев? Он всю ночь провел в доме?

— Вероятно. Пришел он минут двадцать после меня. Мы выпили по бокалу вина в гостиной и разошлись.

— Вы слышали, он лег спать?

— Помилуйте, каким образом? Даже если Константин печатал на машинке, стоило ему плотно закрыть дверь, как треск проклятого механизма пропадал напрочь. Это отлично построенный дом, превосходно!

— Печатал на машинке?

— Ну да. Он признался, что пробует себя в литературе, да еще студенческая работа — рефераты…

— Замечательно, — нетерпение следователя гнало его дальше. — Вы не покажете комнату господина Фадеева?

По лестнице, покрытой ковровой дорожкой, — не такой роскошной, как в «Уютном», — мы поднялись на второй этаж. Следователь постучал — громче, громче и громче.

— Не отвечает.

— Дверь не заперта, — Холмс потянул ее на себя.

Можете назвать это предчувствием, можете — дедуктивным выводом, но то, что я увидел, меня не удивило. Похоже, каждый был к этому готов, кроме, может быть, полковника.

Пока я поддерживал тело за ноги, следователь поставил опрокинутый стул, влез на него и ножом перерезал веревку у крюка люстры.

Я ослабил петлю и освободил шею.

Тело было еще теплым, но это уже было именно тело, а не Константин.

— Доктор, можно что-нибудь сделать? — без надежды спросил следователь.

Я покачал головой.

— Он мертв не менее получаса. Скажем так: от двадцати минут до получаса.

— Самоубийство?

— Борозда удавления показывает, что он был жив, когда затягивалась петля. Но… — я колебался.

— Что, Ватсон? — глаза Холмса блестели, старая ищейка чуяла след.

Я потрогал голову Константина.

— Определенно, имел место ушиб. Он ударился, или его ударили, довольно основательно. Череп не проломили, но оглушить могли.