Лето Святого Мартина. Шкура льва.

Выражая таким образом свою любовь, сам Эверард оставался в тени. Он ни разу не дал Антуанетте возможности отблагодарить себя. Эверард предпочитал держаться в стороне, чтобы она не заметила печали, в которую ввергла его, и сама не загрустила сильнее прежнего.

Два года жила она в Малиньи в таком мире и покое, какой ведом, наверное, лишь людям, знающим, что такое разбитое сердце. Короткий остаток жизни, отпущенный ей судьбой, был скрашен и озарен благородной дружбой Эверарда. Время от времени он писал Антуанетте то из Италии, то из Голландии, но никогда не приезжал погостить. Его удерживала щепетильность, то ли истинная, то ли ложная — этого он и сам не мог понять. Ну, а она, уважая его чувства, которые благодаря женскому чутью не составляли для нее тайны, не приглашала Эверарда к себе. В переписке они избегали упоминать имя Ротерби, и ни один из них ни разу не завел о ней речь, словно милорда либо вовсе не было на свете, либо он никогда не вставал на их жизненном пути. Все это время Антуанетта угасала, слабея с каждым днем, несмотря на заботу, которой была окружена. Холодная и голодная зима во Дворе чудес посеяла свои гибельные семена, и смерть уже точила косу в предвкушении жатвы.

Перед самой кончиной Антуанетта спешно послала за Эверардом гонца. Благородный друг тотчас же откликнулся на призыв, но опоздал: Антуанетта испустила дух в ночь перед его приездом. Однако она оставила Эверарду послание, написанное загодя на тот случай, если он не застанет ее в живых. Письмо это, выведенное изящным почерком француженки, лежало теперь перед ним.

«Я даже не стану пытаться благодарить Вас, дражайший друг, — писала она, — ибо мыслимо ли отплатить простым «благодарю» за Ваш поступок? О, Эверард, Эверард! Если бы Господу было угодно надоумить меня сделать лучший выбор, когда пришло время выбирать! — Эти строки тонким лучом радости озарили его измученную душу, явившись более чем щедрым воздаянием за ту малость, которую он совершил. — Да исполнится воля Божья, ибо это — не что иное, как его воля. Господь решил, что так будет лучше, и не важно, постигаем мы его промысел или нет. Но останется мальчик, Жюстен. Вверяю его судьбу Вам, человеку, уже сделавшему для него так много. Любите его хоть чуть-чуть, ради меня! Заботьтесь о нем, воспитывайте его как собственного сына и сделайте таким же джентльменом, как Вы сами. Отец Жюстена не ведает о его существовании. Это тоже к лучшему, ибо я не хотела бы, чтобы он заявлял права на моего мальчика. Не извещайте его о рождении Жюстена, разве что Вам будет угодно поставить его в известность об этом, чтобы покарать за жестокость, с которой он покинул меня».

Задыхаясь, Эверард окроплял письмо слезами, отнюдь не зазорными для его юной мужественности. В тот час молодой человек дал клятву относиться к Жюстену как к сыну и исполнить волю Антуанетты.

Ротерби узнает о существовании своего сына лишь в тот миг, когда это знание способно будет причинить ему самые большие страдания. Эверард твердо решил воспитать в Жюстене жгучую ненависть к грязному негодяю, который произвел его на свет, и, когда придет время, с помощью мальчика повергнуть Ротерби во прах. Таким образом милорду воздастся за его прегрешение.

Дав слово, Эверард подкрепил его делом. Он рассказал Жюстену все без утайки, едва мальчик стал способен его понимать. По мере того, как Жюстен взрослел, сэр Ричард часто повторял ему свою историю и замечал, как душа мальчика наполняется отвращением к родителю и благоговением перед прекрасной и святой женщиной, которая некогда была его матерью. Эверард не жалел сил, пестуя эти чувства.

В остальном же он, ради памяти матери Жюстена, старался воспитывать его в духе благородства. Выкупленное им поместье Малиньи с весьма приличной рентой осталось во владении Жюстена, и, пока тот был мал, сэр Ричард вел все домашние дела. Итогом его управления стало значительное приумножение средств. Эверард отправил юношу в Оксфорд, а потом, дабы дать ему безупречное образование, отослал на два года в Европу. Когда Жюстен вернулся оттуда, став взрослым и прекрасно образованным человеком, Эверард пристроил его ко двору претендента на престол в Риме. Сам сэр Ричард был его тайным представителем в Париже.