– По-моему, звучит заманчиво. Хм, ты ведь не принимал никаких обезболивающих или медикаментов? – уточняю я, стараясь, чтобы мой голос звучал сочувственно, а не властно.
– Я не полный слабак, за исключением тех случаев, когда дело касается моей мамы, которая временами является силой, с которой приходится считаться. Мне просто жаль, что ты здесь застряла, и, пожалуйста, не думай, что тебе обязательно оставаться и портить себе пятничный вечер.
– Если бы я была дома, я бы сидела перед телевизором с бокалом в руке и расслаблялась после выматывающей недели. Но, по крайней мере, моя неделя закончилась не так плохо, как твоя, – сочувствую я.
– Что ж, это научит меня в следующий раз быть более осторожным.
Стоя спиной к Рику, я достаю из морозилки пакет со свежим льдом и поворачиваюсь посмотреть на него, стараясь не выдать удивления по поводу его признания.
– Где мне найти вино?
– В холодильнике есть белое, а на винной полке под островом – красное. Выбор за тобой, со мной все просто. Бокалы – в настенном шкафу рядом с окном в дальнем углу.
– А, вот оно. – Я беру бутылку красного, скользнув взглядом по этикетке и отметив, что оно с селекционного виноградника, о котором, как я слышала, говорят. – Значит, ты сам это сделал? – Я разыскиваю бокалы, а затем откупориваю бутылку вина, старательно избегая смотреть в сторону Рика.
– Кое-кто разозлил меня прошлой ночью, и ему не понравилось, когда я посоветовал ему уйти, пока я его не вышвырнул. Честно говоря, это был не самый красноречивый момент в моей жизни. Когда он не внял моему предупреждению, я замахнулся кулаком, но он увернулся, и я упал, выставив себя полным дураком. К счастью, вокруг было всего несколько человек, которые могли стать свидетелями того, что произошло. Бывают моменты, когда я перехожу на повышенные тона на кухне, но за ее пределами меня мало что может вывести из себя.
– Но все-таки вывело?
С его губ срывается протяжный вздох.
– Насколько я могу тебе доверять, учитывая, что ты – журналист?
Я иду к нему, держа в каждой руке по бокалу, и на мгновение останавливаюсь.
– Ты много встречал журналистов, которые пообещали бы твоей матери, что останутся, чтобы уберечь тебя от неприятностей?
Он опускает голову в притворном смущении.
– Значит, между нами?
– Абсолютно.
Я протягиваю ему бокал вина, ставлю свой на кофейный столик и возвращаюсь за пакетом со льдом.
– Мне нелегко заводить друзей. В прошлом я прошел трудный путь, и это научило меня быть осторожным. Я предпочитаю держать свою личную жизнь в секрете.
Я могу только догадываться, что он имеет в виду время, когда работал с Мартиной Альварес в «Рае для гурманов». Должно быть, Кэти для него – как спасательный круг, поскольку в ту минуту, когда она появилась в его жизни, эта новость затмила все возможные предположения о том, что произошло.
Я возвращаюсь и кладу пакет со льдом на полотенце поверх его лодыжки.
– Держи и не забывай шевелить пальцами ног.
– Ненавижу чувствовать себя беспомощным. Хочешь верь, хочешь нет, но у меня тоже нет привычки врать своей матери. Но мои родители почти год планировали эту поездку, и я ни за что не собирался лишать их ее только потому, что выставил себя идиотом.
Возможно, Рик действительно выставил себя немного дураком, и Дарио упоминал, что перед потасовкой произошла ссора.
Взяв бокал с вином, Рик похлопывает по сиденью дивана рядом с собой.
– Если мы собираемся говорить начистоту, давай устроимся поудобнее.
Я осторожно опускаюсь рядом с ним, не желая беспокоить его вытянутую ногу.
– Что заставило бы тебя доверять мне? Надеешься выведать мои темные секреты? – спрашиваю я.
Кажется, Рик находит это забавным.
– А
Я бросаю на него испепеляющий взгляд:
– На самом деле больше, чем ты можешь себе представить.
Он поднимает бокал, и мы чокаемся.
– За демонов, которых мы изо всех сил стараемся держать на расстоянии, и за ангелов, которые нас спасают.
Мое сердце начинает бешено колотиться в груди. Разум твердит, что в этом нет ничего личного, но почему пульс учащается, когда его глубокие карие глаза изучают мое лицо? Он разговорился, и сейчас мы просто два человека, признающиеся друг другу, что наша жизнь была нелегкой.
– Ну так что, поделишься? – спрашивает он, когда я откидываюсь на подушки.
– С чего бы мне начать? Мой отец – Майк Саммерс. Слышал о нем?
Рик немедленно поворачивает ко мне голову:
– Правда? Конечно, слышал. Я следил за этим делом в газетах.
Похоже, он потрясен.
– Ага. И я встала на его сторону, когда все от него отвернулись, а моя мать поспешила уехать во Францию, потому что ей было невыносимо видеть, как его подвергают гонениям.
Рик делает большой глоток из бокала.
– Должно быть, это было нелегко пережить. Чем он сейчас занимается?
– Он писатель, пишет под псевдонимом. Он все еще в поиске, но его теории заговора теперь превратились в художественную литературу.
Я вижу, что это было последнее, что Рик ожидал услышать.