Лето в горах

— От вчерашнего кумыса сегодня сыт не будешь. А ну-ка, Нармин, дай нам поесть. Всю ночь и все утро ни капель не ели, не пили…

…Зарлык устало закрывает глаза и поеживается. Крепчает ветер. И вот он уже снова трясется на коне. Он едет в поселок, где живет его приятель Арстанбек. Он не находит его и долго стоит возле сельпо и смотрит, как толпятся у прилавка колхозники, выбирая товары. В лавке навалом всяких вещей, даже костюмов, точно таких, что собирался купить Зарлык. Люди толкуют об обвале. Знают уже обо всех подробностях. Кто-то видел баскарму в больнице, он лежит в отдельной палате, весь перевязанный, лицо изуродовано осколками разбитого стекла. Говорят, шоферу повезло — его зажало между сиденьем и рулем, а баскарма упал на него сверху и прикрыл собой. Говорят, что камень пробил стекло, угодил баскарме в бок и отбил печенку. Непонятно, как остался жив. Все равно, однако, не жилец. Что теперь делать его жене с тремя детьми?

…Откуда-то из тумана выплывает клуб. Привезли новую картину, но билетов еще не продают. Парни и девушки жмутся по стенам и говорят — опять же о баскарме. Зарлык затравленно оглядывается. Нет, никто на него не смотрит. Тогда он поворачивается к стене и рассматривает киноартистов — Бабочкина, Андреева, Баталова. Особенно нравится ему Извицкая. Приходя в клуб, он любит смотреть на нее, в ее мягкие, добрые глаза. Но сейчас ее глаза смотрят с печальным укором: что ты сделал, Зарлык?

Перед самым началом сеанса в клуб с шумом влетает Арстанбек.

— Обыскался тебя. Где ты пропадаешь?

В зале Арстанбек берет Зарлыка за руку и тихо, чтобы не слышали соседи, спрашивает:

— Как тебе нравится вся эта история? По-моему, тут что-то не так. С чего это вдруг камни сами по себе посыплются?

…И вот уже ночь. Из клуба Зарлык возвращается домой. В сенях он снимает сапоги и, стараясь не шуметь, входит в комнату и ложится рядом с Сапаром. Тихо. Не слышно даже трудного, частого дыхания отца, не слышно покашливания, к которому в доме привыкли.

— Эке, ты не спишь?

— Не спится, сынок, — отвечает отец из угла. — Может быть, подвинешься поближе, чтобы детей не разбудить? Вот так, пошепчемся. Послушай, сынок, что я тебе скажу. Сам бог не знает, сколько мне осталось жить. Если с тобой не поговорить об этом, то с кем же еще? Так вот, если что случится, кто станет главным в семье? Больше некому, ты станешь главным, и на твои плечи падут тяжелые заботы. Тебе, сынок, уже сейчас надо думать о твоих братьях и сестрах. Я хотел поговорить с тобой раньше, но вижу, ты чем-то расстроен…

Зарлык дышит тихо и напряженно. Может, отец хочет проститься с ним? Что все они станут делать без него? Нет, нет, он должен, он будет жить… Зарлык сделает все, чтобы отец не страдал. Он уйдет из школы, станет зарабатывать деньги и отдавать их в семью. Отец должен жить, с ним ничего не может случиться.

— Подвинься еще поближе. — Отец вытаскивает руку из-под одеяла и приподнимается, пытаясь заглянуть сыну в глаза. — Я ведь знаю, что ты не был в табуне и скрываешь от меня. Тебе станет легче, если все расскажешь. Ну расскажи. Я ведь знаю, что ты был там…

Лоб отца, большой, изрезанный морщинами, бросает глубокие, черные тени на глаза, горящие вниманием и любопытством.

— Не был, не был, не был я там!

Зарлык отшатывается от отца, но тут же, боясь разбудить спящих, снова придвигается и мычит хрипло и сдавленно. Отец нащупывает своей теплой рукой плечо сына. Зарлык чувствует на себе мягкую тяжесть, а на щеке — неровное дыхание отца.

— Ладно, сынок, спи, а то давно уже, наверно, спать хочешь и устал от моих разговоров…

…Зарлык застегивает ворот рубахи и поворачивается спиной к ветру. Он сжимает руками голову, раскачивается и вздыхает. Уже светает. Отец стоит у выхода в шапке и коротком зимнем пальто. Он не брит, на висках нехорошая желтизна. Он застегивает пальто, берет палку, глядит на сына как-то странно — то ли укоризна в глазах, то ли недоумение. Он выходит из дому и устало шагает, опираясь на палку. У моста его догоняют несколько человек. Куда это все они?

Маленький Мурза дергает Зарлыка, хнычет, требуя, чтобы его взяли на руки. Мать молчит. Зарлык отталкивает брата, но тот не унимается — скулит и лезет драться.

— Ма, возьми его!

Мать молчит.

— Куда отец пошел?

Мать хватает Мурзу и дает ему увесистого шлепка.

— Да замолчи ты, негодник!

— Он к врачу ушел?

— Сегодня умер баскарма…

…Зарлык вскакивает, что-то ищет глазами в ущелье и снова садится. Теперь он видит толпу у больницы. Автобус у почты пуст — никто не едет в город. Рабочие сидят на крыше недостроенного склада и смотрят. У ворот Жолдыбаев. Стоит, заложив руку за ворот кителя, лицо его значительно и скорбно. Кони, привязанные к забору, опустили головы…

Зарлык с заднего двора бесшумно пробирается к больнице, приникает к окну. Палата. На постели покойного сидит женщина, спина ее дрожит. Простыня недвижна и бесформенна. Рядом стоит отец. Он то прикладывает руки к груди, то бьет себя по лицу, жалко мотает седой головой. Он поворачивается к окну, глаза его белеют и ширятся — он узнает сына…