Лето, в котором нас не будет

— Амариллис. Мой покровитель по цветочному гороскопу, — хмыкает он, а я тут же задаю новый вопрос:

— Ты родился в конце мая?

— Первого июня. Неважно. Смотри.

Я и смотрю. Эймери закрывает глаза, чуть утапливает пальцы в рыхлой чёрной земле. Несколько секунд не происходит ничего, а потом плотно сжатые лепестки вздрагивают. Будто бы цельный бутон расходится на две, нет, три части. Три отдельных бутона продолжают чуть подрагивать, словно сопротивляясь чужеродному магическому воздействию. Но чары побеждают — и цветки раскрываются.

— Это… это же прекрасно, — я хочу протянуть руку и потрогать красные лепестки, но отчего-то не решаюсь, и сама же стыжусь своей малодушной нерешительности.

— Только первые несколько мгновений, — тихо откликается Эймери, не отнимая руки. Проходит не больше минуты — и лепестки опадают, один за другим, медленно, неотвратимо.

Эймери не отнимает руки. Я бросаю на него беглый взгляд: он кажется ещё более бледным, каким-то даже серым, а я вспоминаю тот день, а точнее, ночь, когда он упал в обморок, "прочитав" мою шляпку.

— Может, не на…

Стебель на глазах чернеет, только что упругий и сочный, переламывается пополам, усыхает, как и луковица. И хотя про растение вроде бы не принято говорить "мертво", оно, несомненно, мёртвое. Необратимо. Или?

— А обратно — можешь? — голос как-то сам собой звучит хрипло.

— Нет.

Да, страшно. Это… впечатляет. И пугает, особенно если представить вместо цветка животное. Не знаю, что дальше. А человек? Нет, наверное, на человека у него просто не хватит сил. И тем не менее.

Эймери снова опускается в кресло, а я присаживаюсь рядышком на подлокотник. Пальцем стираю выступившую капельку пота на его виске, ерошу волосы, слегка влажные. Эймери перехватывает мою руку и снова целует пульсирующую жилку на запястье.

— Мальёк Аделард приходил на днях. Он… он забыл тут плащ, в котором ездил на твой выпускной бал, а я его нашёл и… И увидел тебя. Столько раз убеждал себя, что ты ещё совсем ребёнок, но только не в том платье! Не знаю, как твой отец допустил такое безобразие! И всех этих самодовольных богатеньких детишек, желающих с тобой потанцевать и пускающих на тебя слюни!

— Я уже взрослая, — пытаюсь говорить уверенно и надменно, как Аннет, а получается ещё хуже.

— Увидел и не сдержался. А теперь ты здесь, и я не хочу тебя отпускать, — он опять улыбается, но его тоска словно наполняет воздух душным ароматом ночецветов. — Не хочу тебя отпускать, а должен. Как я так лопухнулся? — мы опять говорим с ним одними и теми же фразами. — Ты избалованная, капризная маленькая девочка.

— Ты вредный и наглый тип. Доходяга, умертвие могильное. Правда, уже не такой тощий, как раньше, — я шутливо тыкаю его под рёбра, и тут же снова чувствую смущение. Эймери тихонько тянет меня к себе, и вот я уже сижу на его колене. Пальцы скользят по спине.

— Я не должен был… Но ты меня забудешь. В Колледже будет много новых знакомств, много омерзительных наглых типов с родословными лучше, чем у жеребцов на скачках, которые…

— Ты не сможешь подождать два года?

Вопрос срывается сам, и мне хочется ударить себя по губам. Зачем я это говорю? Он совершенно прав. Это безумие. У нас нет ничего общего. У нас нет будущего и быть не может. Исключено.

— Хортенс, пойми — я не преступник, конечно, но те, кто знают о нас, относятся к нам хуже, чем к преступникам. Если фракция Крайтона одержит полную и окончательную победу, для нас вообще могут сделать закрытое гетто где-нибудь на юге Айваны. Я уже был в таком, я имею в виду, в приюте, там было… не очень. И твои родители будут недовольны, мягко говоря, если узнают. Нет, они будут в ужасе.

— Но… обладатели скверных даров, — это словосочетание даётся мне с трудом. — Они же где-то… живут? Заводят семьи, работают…

— Хортенс, — Эймери смотрит мне в глаза. — Нас мало. Может быть, сотни две-три человек на всю Айвану. До двадцати одного года мы живём в приютах, а самые безобидные везунчики фактически заперты в семьях, согласившихся терпеть такой груз. А потом к нам приходит узкопрофильный специалист из отдела научной магицины и запечатывает наш дар навсегда. И до конца дней мы работаем в самом низу как простые неодарённые. Нам запрещено заключать официальные браки. Возможно, одновременно проводится процедура стерилизации… я что-то слышал о таком, хотя точно не знаю. И имей в виду — сейчас ситуация идёт по самому гуманному пути. Альтернативная Крайтену фракция Трошича, видишь ли, за гуманность и даже интеграцию. Но всё может измениться в любой момент — в худшую, разумеется, сторону.

— Но почему? Да, ты, наверное, можешь убивать с этим своим даром, но ведь и стихийные маги могут… Артефакты могут приносить вред, а целители изготавливать яды!