Лето в Михалувке и Вильгельмувке

Последний сигнал трубы зовет на завтрак. Совсем мало мальчиков собралось у алтаря — остальные еще в спальнях, собирают вещи и проверяют, не забыли ли чего: расческу, шишки, зубную щетку. Уже во время молитвы тихо, на цыпочках подходят с перевешенными через плечо мешками — становятся на колени; их все больше, маленьких паломников.

И вот собрались все, и, когда после молитвы начали петь, сто пятьдесят голосов устремились в серое небо:

Только утром вспыхнут зори,
Небеса, земля и море,
Всё живое, всё творенье
Шлет Творцу благодаренье[39].

Тихо, неслышно из-за песни подкатили телеги.

Быстрый нешумный завтрак — и садятся.

Вот маленький Юзик Пшибыльский, вот Укротитель Тигров, Фраер Помпка с братом, Олек Лигашевский, который не успел доделать пруд у шалаша; отважный капитан Сулеевский, теперь маленький и невзрачный; благовоспитанный председатель Грудзиньский; и Здзисек, который любит смотреть на зеленые верхушки деревьев, и Забуцкий, который уже три раза должен был получить по рукам, и летописец Трошкевич.

— Все расселись?

— Все.

Телеги выезжают из леса на дорогу. А в Варшаве сто пятьдесят новых мальчиков радуются и считают дни:

— Через три дня я еду в деревню.

— Через два.

— Завтра.