Лето в пионерском галстуке

— Вот. Сорвал вчера, а отдать забыл. Ты же хотел на память. Держи, — он разомкнул протянутую Юрке руку, и в ней показалась увядшая белая речная лилия.

— Ты и до заводи добрался? — прошептал Юрка, когда лилия оказалась в его протянутой ладони, лёгкая, как бумажная, и ещё более хрупкая. — Ты всё-таки её сорвал. А говорил: «Красная книга, Красная книга…»

Володя задумчиво пожал плечами:

— Мне показалось, что тебе это важно. А она… да всё равно когда-нибудь умрёт.

— Не то чтобы это было важно тогда, но сейчас… Сейчас, наверное, да, важно. Спасибо. Я её сохраню.

Они немного помолчали. К Юркиному разочарованию, Володя больше не ложился к нему на колени, а продолжал сидеть. Он смотрел на реку, думал о чём-то своём и вдруг, будто вспомнив ещё что-то, выпалил на одном дыхании:

— Юра, когда ты понял, что относишься ко мне необычно? Это произошло тогда, в заводи, когда я предложил искупаться и… разделся?

Юрку ужасно смутил этот вопрос. Покраснев, он протянул тихо и неуверенно:

— Понял, может быть, там, но началось всё это раньше.

— Раньше? — Володя вздохнул с облегчением и уставился Юрке в глаза. — Когда — раньше? Что я сделал? Тогда, когда разрешил тебе поспать у меня на плече?

— Нет, ещё раньше. На каруселях, может быть.

— Когда я трогал тебя за колено?

— «Я, я, я», — раздражённо пробормотал Юрка. — Да при чём здесь ты? Это само произошло, ты ничего не делал.

— Точно ничего? — Володя взволнованно закусил губу, взгляд его стал умоляющим.

— Точно, — кивнул Юрка.

— Хорошо… — протянул Володя, наконец ложась на землю и снова устраивая голову на Юркиных коленях. — Это хорошо.

Не желая больше сдерживаться, Юрка осмелился снова протянуть руку и коснулся его головы. Володя наконец закрыл глаза, а Юрка стал гладить его волосы, замерев всем остальным телом на несколько долгих, сладких минут.

— Выключить радио? Может, всё-таки поспишь? — чуть погодя спросил он.

— Всё равно не смогу.

— Волнуешься из-за спектакля?

— Да нет, просто когда долго не спишь, засыпать становится труднее и труднее, а я не спал уже две ночи.

— Если не можешь уснуть ночью, спи днём. Прямо сейчас, а я тебя покараулю.

— Зачем меня караулить? — он улыбнулся. — Я никуда не уйду.

— А я прослежу за тем, чтобы никто не пришёл к нам. А ещё — поучу сценарий, — хмыкнул Юрка.

Володя кивнул:

— Давай попробуем.

Юрка убрал руку с его волос и только взял тетрадь в обе руки, как Володя, не глядя, снова забрал у него левую и положил её обратно к себе на голову. Юрка усмехнулся. Но на Володином лице не отразилось ни следа эмоций.

Юрка пытался учить роль, но сосредоточиться на тексте не получалось. Он то и дело опускал взгляд вниз, на Володино лицо, заглядывался, наблюдая, как дрожат его веки и ресницы. Любуясь и переживая одновременно.

— Всё равно не можешь? — тихо спросил Юрка.

— Никак, — со вздохом ответил Володя.

— Спеть тебе колыбельную? — хохотнул Юрка.

— Да. Но лучше сыграй. На спектакле. Я так хочу увидеть самого необыкновенного, самого лучшего на свете Юрку за фортепиано и услышать «Колыбельную». Ты же её так любишь, а я… так хочу посмотреть на тебя. Полюбоваться. Очень хочу. Сыграй её для меня.

Юрка бы скорее ивовый ствол зубами перегрыз, чем отказал бы ему сейчас. После таких слов он почувствовал себя лучшим на всей планете. Разве можно было не почувствовать? Разве можно было не стать лучшим? И Юрка стал.

— Я сыграю. Для тебя.

Вернувшись в лагерь сразу после отбоя, он нарисовал на длинном листе бумаги клавиатуру и начал тренировать визуальную память. А ещё раздобыл нотный лист, переписал ноты «Колыбельной» и сунул их в карман, чтобы всегда были с ним, чтобы повторять их при любом удобном случае.

Только вот этим вечером не успел потренироваться, потому что Ольга Леонидовна завалила его работой по самые уши. А когда он её выполнил, будто издеваясь, дала ещё. Видимо, рассудив, что оболтус Конев и есть причина Володиных неудач, эта вяленая чехонь начала гонять его и в хвост, и в гриву по всему лагерю с тысячью поручений и задач.

Володя же с головой окунулся в вожатские дела — пятый отряд тоже готовил сценку к родительскому дню. У Юрки совсем не было ни времени, ни возможности ему помочь, увидеться. Огорчённые донельзя, вечером они кое-как улучили десять минут, чтобы побыть вдвоём. Юрку соблазняла мысль, что они могли бы встретиться ночью, но после новости, что Володя не спал двое суток, он даже мысленно не заикнулся предложить погулять после отбоя. А ведь Юрка в последнее время тоже спал плохо. Но он-то мог уснуть хотя бы на пару часов, а Володя не мог вовсе. И Юрка знал, что это не преувеличение — то, на что он не обращал должного внимания раньше, сейчас стало бросаться в глаза: тёмные круги под глазами, Володина вялость и подавленность. Как бы Юрка ни хотел быть с ним всегда, он не имел морального права требовать, чтобы Володя не спал вообще.

***