Лето в пионерском галстуке

Юра мерил шагами полянку под ивой. Дождь усиливался, нужно было собирать капсулу и возвращаться к машине, но он был слишком взволнован. В голове крутилась дикая мысль о том, что спустя двадцать лет он наконец услышит Володин голос. Но тут же эта мысль перебивалась другой, полной страха — что даже спустя двадцать лет он может его и не услышать.

Кровь бухала в ушах. На востоке грянул гром. Резкий, пронзительный писк телефонного звонка заставил вздрогнуть.

— Юра?

Он замер, прижимая телефон к уху, на несколько секунд забыв, как дышать.

— Да… Да! Володя, это я!

— Юрка… — было слышно, что он улыбается.

— Как же я рад тебя слышать! Я читал письма… Володя, прости, я всё просрал! Мы обещали не потеряться, но потерялись, я слишком поздно стал тебя искать.

Володя ничего на это не ответил. Вдруг его тон изменился — искажённый динамиком, он показался Юре равнодушным.

— Ты в «Ласточке»?

— Да, под нашей ивой. Всё вокруг разрушено, река пересохла, а ива стоит, стала больше и красивее, будто…

— Нас ждёт, — закончил за него Володя.

Юра обеими руками прижал телефон к щеке, будто хотел протиснуться туда, к Володе.

— Каким ты стал? — негромко спросил он.

Володя ответил через пару секунд:

— Ну… Явно не о деньгах и болячках спрашиваешь. Каким стал? Повзрослел…

— Ты далеко отсюда?

Володя хмыкнул:

— Ближе, чем можно подумать. Ты хочешь увидеться?

Юра проглотил подкравшийся к горлу ком:

— Хочу.

— А разочароваться не боишься?

— Конечно, боюсь. А ты?

— Ты стал пианистом?

— Не поверишь, Володь, стал! — он улыбнулся. — Стал!

— Значит, я не боюсь. — Пауза. — Ладно, тогда подожди…

Фраза оборвалась, и в трубке послышались короткие гудки. Юра остался стоять в растерянности, глупо глядя на экран мобильного.

Он набрал Володин номер, улыбаясь от мысли, что теперь, спустя столько лет, этот номер у него есть. Но в ответ услышал, что абонент недоступен. Через минуту перезвонил снова — то же самое.

«Он вне зоны доступа? Батарейка села?» — подумал Юра. Склонившись над капсулой, стал собирать открытые письма в стопку. И заметил в капсуле ещё один листок. Он уже успел обрадоваться — ещё одно письмо! — как понял, что ошибся. Расправил лист и увидел ноты «Колыбельной». На лице сама собой заиграла грустная улыбка — однажды на ней всё чуть было не закончилось, а потом с неё всё началось.

Он аккуратно разгладил лист, собирался сложить его вместе с другими бумагами в капсулу, но, держа ноты в руках, так и замер на месте. За стеной из ивовых веток показался чей-то силуэт.