Лето в пионерском галстуке

Он резко сел. Скинув спальник, потёр лицо руками, с остервенением принялся чесать голову. Не потому, что она чесалась, а потому, что хотелось содрать с себя все эти постыдные мысли — не нужны они!

Снаружи смеркалось, доносились звуки лагеря: кто-то бренчал на гитаре, лилась негромкая весёлая песенка. Со всех сторон галдели десятки пионерских голосов, и Юрке даже показалось, что он отчётливо слышит, как неподалеку пухляк Сашка делится мнением о гречневой каше, которую подавали на ужин.

— Вечер только начинается, а ты уже спишь, боец?

Сперва Юрке показалось, что голос Володи ему снится. Но только приоткрыл глаза… И над ним действительно стоял он. В таком же, как у Иры кителе, но с двумя отличиями: на Володином сверкали блестящие пуговицы, а погоны на плечах были не капитанскими. Совершенно растерянный — мысли о причинных местах ещё не до конца выветрились из головы, — Юрка попытался поприветствовать его спокойно, но нервозные нотки в голосе всё равно проскочили:

— Здравия желаю, товарищ лейтенант.

— Старший лейтенант, — улыбнулся Володя, повернувшись, чтобы продемонстрировать погоны полностью, и указал пальцем на звёзды.

— Ой, и правда, — неискренне удивился Юрка и снова лег. — Жив ещё?

— Почти. Но они пытались! Представь, забыл пропуск получить, пошёл в штаб, а мои на стрёме, требуют предъявить. Повисли на руках и ногах и давай тянуть в разные стороны и колотить по спине. Они же не понимают, что кулаки у них хоть и маленькие, но бьют прилично. Всё тело теперь болит. И плечи. Не разомнёшь?

— Н-нет… — заикнулся Юрка. — Не умею.

— Жаль… — Володя поджал губы и растянулся рядом на спальнике, с наслаждением выдыхая: — Как хорошо-о-о…

Юрка лежал, боясь пошевелиться. Володино плечо с жёсткими подплечниками и чёрными погонами «СА» — Советская армия — прижималось к его плечу. Юрка не мог ни игнорировать это прикосновение, ни отодвинуться, прекратив его. А Володе, казалось, всё было нипочём. Он повернулся на бок, посмотрел на Юрку и прищурился — тот отвёл взгляд.

— Что это у тебя… — Он протянул руку к его всклокоченным волосам, но Юрка отпрянул. Ещё вчера он ни за что бы этого не сделал, но после произошедшего Володины прикосновения ощущались слишком остро, будто пронизывали его с ног до головы, пугали. — Трава? Почему у тебя в волосах трава?..

— … а в голове опилки… — сконфуженно закончил за него Юрка. — Разведчик. Весь день по лесу шатался.

Володя посмотрел на него с печалью во взгляде.

— А меня весь день доставала моя малышня… После обеда как сговорились, давай ныть: хотим как взрослые, хотим на Зарницу с ночёвкой! Капризничают, канючат. Лену чуть до крика не довели. — Володя положил руку под голову. — Саня и Олежка разбушевались так, что у меня и выхода другого не было, кроме как привести их сюда.

Юрка старался слушать его, но получалось не очень. Смысл сказанного терялся в желании тоже прикоснуться к Володе… Юрка резко отвернулся и пробурчал:

— Ира говорила, что с тобой придёт только несколько ребят. А остальные?

— Я им сказал, что пойдут только те, кто лучше всех себя в работе штаба проявят.

— И много проявивших?

— Нет, я их строго отбирал… в основном наши театралы. Некоторые расстроились, конечно, но пришлось дать им выбор: либо идут несколько ребят, либо не идет никто, потому что я на себя такую ответственность брать не собирался. Ну и потом Лена пообещала их вечером в кинозал отвести, мультики поставить…

Юрка поднялся и сверху вниз посмотрел на Володю — расслабленного, без следа усталости на лице. Ну да, он, конечно, по кустам не бегал и вражескую базу не штурмовал, но ведь малышня выматывает не меньше…

— Пойдём к костру? Мы сейчас будем рассказывать интересные истории.

— Страшилки опять? — буркнул Юрка, пряча за фальшивым раздражением от страшилок недовольство самим собой.

— Надоели уже, да? — кивнул Володя. — Мне тоже. Но нет, не обязательно страшилки. Хотя если попросят, расскажу одну про Пиковую даму.

Володя тепло улыбался, в его глазах плясали озорные искорки, но Юрке вдруг стало безумно тоскливо на душе. И он буркнул: «Идём» — и пулей вылетел из палатки. Из-за этого треклятого утреннего происшествия ему теперь казалось, будто в Володином поведении есть какой-то подтекст, будто не от усталости он лёг и не из любопытства полез к его волосам. Но всё это только казалось — Володя не мог ни о чём знать, просто не мог! Он же ничего не видел, а всякие неприличные мысли — Юрка бы зуб дал, — никогда не роились в его честной и светлой комсомольской голове.

Володя вышел за Юркой следом и в недоумении уставился на него. Вожатого тут же окружили Олежка и Саня и повели усаживать на специально занятое ими для него место. А Юрка, пользуясь временным одиночеством, уселся в отдалении от костра.

Слушая Иру Петровну, ребята так притихли, что даже до Юрки доносился её негромкий голос: