— Ещё немного и сообщили бы! Я уже собиралась идти в администрацию, но скажи спасибо Олежику за то, что он сразу доложил, что ты здесь, в зале. Ну и, конечно, Володя о тебе побеспокоился, попросил меня не говорить никому сразу. Если бы узнали, нам с ним по выговору, а тебя — вон из лагеря. Да и потом, — на несколько секунд она замялась, — ты же сохранил мой секрет…
Юрка кивнул и негромко сказал:
— Прости, Ир…
— Да что мне твоё «прости», Юр? Ты же видишь, я даже не злюсь. Но очень хочу, чтобы ты понимал всю серьезность своих поступков! Юра, ты уже взрослый, а ведешь себя как ребенок! Повзрослей наконец!
Юрку покоробили эти слова. Вот теперь и она говорит, что он ведёт себя как ребенок! А ещё час назад то же самое сказал ему Володя, слово в слово!
— Отвечай за свои поступки! Помни, что они не только для тебя могут иметь последствия!
— Хорошо, Ир, я постараюсь, — сказал Юрка виновато. Сказал неискренне, а скорее для того, чтобы Ира уже от него отвязалась и перестала читать нотации.
Она положила руку ему на плечо, сжала и уже ласковее продолжила:
— Я понимаю, что тебе очень нелегко после того, что произошло…
У Юрки всё внутри похолодело. О чём это она?
— Всё это очень неприятно и обидно, но, Юра, Володя ведь тоже не виноват, он не может по-другому…
— Ч-что? — запнулся Юрка.
— Я всё знаю, он рассказал мне, я понимаю.
«Рассказал? Разве такое возможно? Разве мог Володя вот так взять и выдать Ирине такое?»
— О… о чём ты? — спросил он дрожащим голосом.
— О Маше, конечно. О том, что Володя отдал ей твою конкурсную композицию. Я знаю, как много для тебя значит музыка, и помню, как ты переживал из-за неё. Но, Юра, это не повод творить такие глупости! А тем более это не даёт тебе права впутывать в эти проблемы окружающих людей!
Юрка выдохнул: Ира думала, что Юрка бесится из-за музыки и Маши, истинной причины она не знала!
— Прости меня, Ир. Правда прости, — теперь он говорил искренне и куда более просто. — Я действительно не подумал о последствиях, я… я дурак!
Она убрала руку с его плеча.
— Ты совсем не дурак, Юр. Тебе просто надо повзрослеть.
Юрка снова кивнул, не зная, что можно ответить. Иногда он совсем не понимал Иру. Она так часто его поддерживала и выгораживала, была с ним ласковой, несмотря на то, что он порой вёл себя далеко не самым лучшим образом…
— Ир… — Он решился просить то, что давно интересовало.
Она уже отвернулась, собираясь уйти, но вопросительно посмотрела на него через плечо.
— Почему отношения с Женей — секрет? Что тут такого?
Ира натянуто улыбнулась:
— А ты разве не знаешь? Весь лагерь, по-моему, в курсе.
— Нет, сплетни не слушаю.
— Ладно, скажу. Всё равно ведь узнаешь. Женя женат. Нет, он собирается развестись, но когда это будет… Не говори никому, ладно? Не хочу слухов. Ладно — узнают о нём, но если обо мне, что я чужую семью рушу… Дело житейское, но может выставить меня в очень невыгодном свете. Мы же в лагере, тут дети, мы все пропагандируем семейные ценности, и какой я им пример подам?
Юрка опешил от такой честности, но решил, что переварит эту информацию позже.
Ира вздохнула и напоследок сказала:
— Ладно, возвращайся на репетицию, а то скоро уже горн к ужину будет. Пообещай мне, что возьмешься за ум.
— Хорошо.
Уходя, она добавила:
— И перед Володей извинись.
В кинозал Юрка возвращался с твёрдым намерением сейчас же выдернуть Володю из репетиции и поговорить с ним. Прежде всего — действительно извиниться. Но, увидев, как худрук носится по сцене, потрясывая сценарием в руках, услышав его дрожащий от напряжения и усталости голос, Юрка понял, что сейчас — не время. Вспомнил слова, которые пару минут назад произнесла Ира, и решил вести себя как взрослый.
Сигнал горна, зазывающий на ужин, застал труппу врасплох. Актёры во главе с Володей ринулись искать свои отряды и строиться в столовую. Но договорились, что после ужина все, чья игра вызвала недовольство у Ольги Леонидовны, вернутся в театр и продолжат репетировать.
Когда выходили из театра, Юрка ткнул Володю в бок и улыбнулся — хотел как-нибудь обозначить свое присутствие и интерес. Володя тоже улыбнулся, но уж очень сконфуженно и натянуто.
Эта улыбка окончательно сбила Юрку с толку. Володя почти поцеловал его, а теперь был дёрганным и нервным, то бледнел, то краснел. Почему? Вдруг на самом деле не хочет? Вдруг он это из жалости? Но разве целуют из жалости? Ну, почти целуют… Надо было как-то пережевать все это, переварить, осознать.
На полпути к столовой Юрка понял, что у него совершенно нет аппетита, хотя не ел он с самого завтрака. Из-за этой улыбки всё стало ещё запутаннее. У Юрки в голове роилось столько вопросов, мыслей, догадок и сомнений, что он чувствовал себя жутко уставшим. И последнее, чего ему сейчас хотелось, — торчать в столовой среди гомонящей толпы, снова видеть неподалёку Володю, не сметь к нему подойти и только задаваться новыми вопросами.