— Вы ведь не воспользуетесь минутой слабости беззащитной, изувеченной женщины?
Nikolas стиснул зубы и мгновенно протрезвел.
— Простите, я был растроган этой «минутой слабости».= Упругим движением он поднялся на ноги и помог даме сесть на лошадь. Оставшийся путь они проделали молча, причем Лизавету Сергеевну не оставляло ощущение, что кто-то видел момент ее падения («Фи, какой дурной каламбур!»). Интуиция не обманула встревоженную даму: действительно, был случайный свидетель этой пикантной сцены.
Когда вернулись домой, послали за доктором Краузом, который в летнее время пользовал семьи соседей-помещиков. В Москве доктор жил в своем доме, но летом не утруждал себя нанимать дачу и гостил попеременно то у Львовых, то у Давыдовых. В настоящий момент он наблюдал младенца Давыдовых, который недавно перенес корь. Приехавший доктор подтвердил диагноз Мещерского: это было небольшое растяжение. Крауз посоветовал Лизавете Сергеевне беречься и не утруждать ногу, обещал, что через несколько дней все пройдет.
Иван Карлович Крауз был русский немец. Его прадед приехал из Германии в Петербург, открыл аптеку и зажил по-бюргерски. После его смерти сын пустил по ветру дело отца, однако, в свою очередь, выучил сына в Геттингенском университете. Крауз оказался терпеливым, выносливым и упорным буршем. Он не захотел остаться в Германии, считая себя русским, и в Петербурге открыл частную практику. Среди его пациентов были люди высшего света, он разбогател, но так и не был принят в высшем кругу, куда всегда стремился: известно, что кроме денег, необходимо имя, родословная, уходящая корнями в древность. Без этого нечего было делать в светском Петербурге, и Крауз решил перебраться в менее чопорную и неприступную Москву. Несмотря на то, что он говорил чисто по-русски, в Москве его окрестили «худосочным немцем», для дворянских дочек и здесь он был не жених. Вопреки всему, Крауз все же мечтал жениться именно на дворянской дочке, поэтому с удовольствием принимал приглашения в усадьбы, где нравы свободнее, а маменьки менее бдительны.
К слову сказать, доктор тоже числился среди поклонников Лизаветы Сергеевны. Был момент, когда Крауз всерьез надеялся жениться на ней, но вдова с шутливой доброжелательностью отвергла его притязания. Они сохранили дружеские отношения, весьма доверительные.
— Надо беречь себя, сударыня: вы единственное сокровище на всю губернию, — назидательно проговорил Иван Карлович, заматывая щиколотку пациентки куском полотна. — Вот так. Можно даже попытаться пройтись. Понаблюдаю за вами денька три, если вы не против.
— Не против, друг мой, если не будете строить куры моим девочкам. Я знаю магию ваших чар! — смеялась Лизавета Сергеевна.
— Будьте покойны, — поклонился доктор со светской изысканностью.
Лизавета Сергеевна под предлогом травмы заперлась у себя, предоставив Маше вручить приз победителю на скачках. Ей нужно было перевести дух, пережить обрушившиеся на нее впечатления. Устроившись на кружевных подушках, Лизавета Сергеевна подперла голову рукой и задумалась. На устах ее блуждала мечтательная улыбка. Не нужно обладать особой проницательностью, чтобы догадаться, о ком в этот момент думала молодая женщина. Ее ланиты хранили следы нежных поцелуев, а в ушах все еще звучал низкий, чувственный голос, который шептал ей: «Чудная, прекрасная!» «Что же мне делать? Что?» — мучалась Лизавета Сергеевна, но эта мука пока что была сладкой.
Пока еще ей не в чем себя упрекнуть. Они стояли на самой границе чувств, за которой — либо сближение, либо запрет. «Возможно ли счастье для меня? Ну, почему же нет? Что мешает мне?» И безжалостные доводы атаковали ее сознание, будто вокруг постели собрались те, кто создает общественное мнение: а разница в возрасте? Это же позор! А дети, что скажут они, узнав об их романе, ведь старший ее сын — ровесник Nikolas, а Нина, кажется, в него влюблена? Дворня, мужики перестанут ее уважать, и весь дом рухнет. А в Москве! Лизавета Сергеевна содрогнулась от одной мысли, что ждет ее в Москве. Тетушки, всемогущие судьи, не пустят ее на порог дома; в глазах дам, составляющих общество, она станет посмешищем, анекдотом. Молодые дамы или девушки на выданье будут коситься на нее: прыткая вдовушка увела из-под носа жениха!
Значит, запрет? Выслать Nikolas из Приютино под каким-либо предлогом, потому что находиться с ним рядом опасно… И не будет этих чудесных прогулок в лесу, и не слышать ей больше восхитительного пения Nikolas, не почувствовать его магической власти, не ощутить требовательных, мужских объятий… Нет, о нет! Все существо молодой женщины протестует против такого исхода!