Лето волков

– Документы! – повторил человек.

Он приблизился, и теперь карабин был направлен в колено Ивана.

– Может, запасные кальсоны показать? – сказал Иван. – А ты-то кто?

Человек предъявил написанную от руки бумагу, держа ее на вытянутой руке. Листок подрагивал. Не опохмелился сегодня, что ли? У лейтенанта были зоркие глаза, иначе не был бы во взводе артнаблюдателей, или, как красиво выражался на курсах старенький майор, визуальщиков.

«Настоящим удостоверяется… Штебленок Н. А. является бойцом истребительного батальона… с правом проверки… задержания… допроса… при сопротивлении имеет право применить оружие…». Печать была невнятной.

– Хорошая бумага. С ней можно Гитлера арестовать, – сказал Иван и достал удостоверение, серьезное, с фотокарточкой, а не фитюльку с печатью. Добавил отпускной билет. Отдал в руки. Штебленок опасений не вызывал.

Ястребок пробежал глазами документы, вернул. Дуло карабина опустилось к земле.

– Куда направляетесь? – у ястребка на лице было страдальческое выражение: не иначе, еще и язвенник.

– А стежка только в Глухары. Сам не местный, значит?

Штебленок посматривал на лес вокруг. Думал о чем-то. Сойка снова застрекотала у него за спиной. Ястребок мгновенно обернулся.

Неподалеку на тропу выбежала собака с веревочным ошейником, обрывок которого волочился по земле. Посмотрела на них равнодушно, обнюхала кусты и, оставив свою метку, исчезла в лесу.

Ястребок напрягся. Сказал тихо, приятельским тоном:

– Лейтенант! Не в службу, в дружбу! Пройдем обратно до реки.

– Тут все пуганные? Я только что прошел, никого нет.

– Кто знает! Может, есть, может, нет. Спешу – во как! Важное дело! – он схватил себя за кадыкастую шею. – Вдвоем, а? У тебя пистолет, я заметил.

– Ну, ястребки! – Иван тронул разбитую губу. – Герои тыла! Не дрейфь!

– Ну, ладно… иди! – вздохнул Штебленок.

Он с тоской посмотрел вслед лейтенанту. Повернулся и зашагал торопясь, держа карабин под мышкой. Палец не оставлял спусковой крючок.

16

Дорога веселила лейтенанта, он напевал. Густой и высокий орешник, смыкаясь над тропой, сбил с лейтенанта пилотку. Он поднял ее, развел ветви, из зеленых оберток глянули светло-желтые соплодия. Сорвал самое крупное, расколол зубами: ядра еще не поспели, но прохладное молочко показалось Ивану вкусным. Когда-то он мешками носил отсюда орехи.

Из травы выпорхнула птица. Иван осторожно разгреб мятлик, увидел гнездо с кладкой из крапчатых яичек. Рядом с гнездом проступал стабилизатор 82-миллиметровой мины, неизвестно как сюда залетевшей. Перья стабилизатора проржавели и по цвету сливались с почвой, а сама мина, видно было, с годами погружалась в грунт, по мере того как подрастал слой гумуса.

Лес, который столько времени уродовали, жгли, начиняли осколками и пулями, валили гусеницами, рубили для гатей, землянок, дзотов, возвращался к мирной жизни. Лес опутывал стеблями трав каски и гильзы, съедал ржавчиной остовы боевых машин, пробивал пожарища ростками, хоронил оставленных мертвых, превращая их в питательную почву для кустов и деревьев… Война капитулировала перед этим настойчивым зеленым натиском.

Но Иван об этом не размышлял, а просто радовался Лесу, как радуются встрече с давним другом. Он сорвал соцветие дикой гераньки, сунул под отворот пилотки. «Счастье свое я нашел в нашей дружбе с тобой…»

Тропа то взбегала на лесной холм, то спускалась, идти было радостно и вольно. Даже хрипы в груди утихли, Лес возвращал былую легкость движения.

17

Куда более сосредоточенно и хмуро вымахивал длинными ногами Штебленок. Он почти бежал, стараясь нагнать время, которое он потерял на разговор с лейтенантом-отпускником.

Впереди темнела заброшенная сторожка и вышка с засидкой. Штебленок остановился за деревом, выставив хрящеватое ухо и прислушиваясь. Никого не было слышно или видно. И птицы попискивали, не проявляя тревоги. К тому же лейтенант только что проходил здесь, никого не приметил.

Ястребок осторожно, по-танцевальному, прошел к кадке с дождевой водой, отгреб нападавшие в воду листья и умылся. Повеселел.

Зашагал более уверенно, до реки было недалеко, а там кончался Глухарский лес, начинались веселые перелески и поля.

Темная фигура выросла в лесном подросте, в десяти шагах от сторожки.

– Не спеши, ястребок! – Голос был высокий, тонкий, принадлежавший, казалось, подростку.

Штебленок вскинул карабин, поймал фигуру в прорезь прицела. Но человек тут же исчез. Дрогнули ольховые листья чуть в стороне. Штебленок выстрелил. В подросте раздался смешок. Почти детский.

И тут же за спиной кто-то басовито и значительно откашлялся. Ястребок мгновенно повернулся. Ни шороха, ни движения. С ним играли в прятки люди, хорошо знающие лесную жизнь. Не дети.

– Выходь, сволочь! – крикнул Штебленок неожиданно осипшим голосом.

В ответ кто-то рассмеялся в самой сторожке. Издеваясь и подражая блеянию овцы. Штебленок выстрелил в прогнившую стенку, сложенную из тонких жердей. Полетела труха.