Лето волков

– Да что вы со мной так… первый раз видите?

– Так то вы в пацанах состояли, а зараз при должности, – сказал хозяин.

– Где у вас Штебленок размещался? – спросил Иван.

Маляс указал на замусоленную занавеску. Лейтенант откинул ее. Топчан, табурет, полки со штопаной одежонкой. На подоконнике два стакана. Иван стал просматривать вещи.

– Ще остало́сь. – Хозяйка принесла сложенную латаную рубаху. – Постирала та зашила. Нам чужого не надо.

Лейтенант откинул соломенный тюфяк. Пусто. Заглянул на полку.

– Вы, на охоте, в лесу, видели кого-нибудь с собакой? Вроде охотничьей, помесь. Крупная. Ошейник веревочный. – Иван спрашивал по ходу осмотра.

– Не, – Маляса понесло на другую тему. – Мы с тех, кто сопротивлялся оккупантам. Ни продуктов с нас, ни квартеры. Что возьмешь? Пролетарьят!

– Почему же Штебленок жил у вас?

– Недорого, – пояснила Малясиха. – У ястребка какой доход, если честный?

– Он был честный! Достойная личность, – подтвердил Маляс.

– Куда он в последний день пошел?

– А хто ж знае, який его день последний, – сказал Маляс. – Взял та ушел. По правде, личность не полностью достойная. Насчет отношения до алко́голю.

– Часто пил?

– Не часто. Неделю прожил, токо раз пять напивался. Сядем за стол…

Жена толкнула охотника локтем: это не ускользнуло от Ивана:

– О чем он говорил?

– Молчал. А я толковал насчет вреда от алко́голя. Исключительно.

– Как выпьет, плакал! – Малясиха шмыгнула носом. – Но ни словечка!

– Крутитесь вы, как вьюны в грязи, – сказал Иван.

Он бросил рубаху на кровать.

…Маляс догнал лейтенанта у калитки.

– Не подумайте, товарищ лейтенант… Мы всегда… А есть недостойные. Сотрудничали!

– Кто?

– Кузнец Крот. Сполнял заказ для немца… склонность к богачеству. Жену довел до повреждения лица.

Иван пошел к калитке. Маляс шел следом. Тронул гостя за рукав и зашептал:

– Я к чему? Штебленок ходил до кузнеца. Пошел, и боле его не видели…

20

Кузня стояла на отшибе. Еще издали слышался звонкий перестук. В больших деревянных воротах была маленькая дверца.

В кузне светились два оконца да горн у дальней стены. Помещение было заполнено всяким лежащим и висящим инструментом, зубилами, прошивнями, бородками, кантовашками… В землю была глубоко вкопана бочка с водой. Отдельно лежали главные орудия: клещи, молотки-ручники, рабочий молот, кувалда. Однорукий Крот ковал отрез для сохи, левый рукав был заткнут за фартук. Помогало существо с закутанной головой.

– Он туда, туда стукни, потемнело…

Существо стукнуло ручником по указанному месту, и Крот с силой опустил туда рабочий молот. Еще и еще раз.

– На палец до меня…

Молот работал равномерно.

– Все, отпустить надо! – кузнец, бросив молот, ловко ухватил большие клещи, прижав одну рукоять к боку. Окунул отрез в кадку.

– Шо надо, Иван? – спросил сквозь облако пара.

– Два-три вопроса…

– Допроса? Токо в ястребки, сразу допросы?

Существо чуть размотало полотно. На Ивана смотрели красивые женские глаза. Один глаз был оттянут книзу, но самого шрама не было видно.

– Муж погано слышит, – сказала она. – Работа дуже шумливая. Извините.

– Чего извиняешься? Кто с допросом? Ванька Капелюх! Пацаном тут ошивался.

– Тогда по-свойски, – прокричал Иван: – Штебленок куда от вас пошел? Зачем заходил?

– Куда пошел, неведомо. А зашел тому, шо я запросил. Кабанчика забивал, так надо акта. Щетину ж я обязанный державе сдать.

– Ну, подписал он, а дальше?

– Не подписал ни черта. Сказал, на минутку. Вышел с карабином, и все.

– А може, вы подпишете? – спросила жена.

– Шо ты сразу с просьбами, дура! – сказал Крот. – Шо к твоей двоюро́дной ходит, так уже родня?

– Зачем ты, Олексеич, – жена смутилась. – Не деликатно так.

– Я подпишу, – сказал Иван.

– От спасибо, – глаза над повязкой улыбнулись.

Крот отнес кусок металла к горну, сунул в угли.

– Поддуй трохи, – бросил жене.

Жена, сдвигая длинные рукояти мехов, поспешно, опасаясь мужа, сказала:

– Ты, Олексеич, отдай книгу, шо он оставил…

– Знов про ерунду. На шо она лейтенанту, та книга?

Но достал с полки лежавшую среди инструментов потрепанную книгу. Якуб Колас. Стихи. Из томика выпали фотографии. Один снимок групповой. Взрослые, дети. Посреди тощий ушастый человек: сам Штебленок. На обороте: «…ичи… Гомел… обл… 1940…».

– Гомельская область… а это, наверно, семья, – сказал Иван. – Почему он приехал один?

– Я его не допытывал, – сказал Крот. – У меня свои дела, у него свои.

Он вернулся к наковальне. Иван глядел в книгу, а Олена глядела на лейтенанта.

– Ну, чего засмотрелась? – сказал кузнец. – Раздуй горн посильней!

21

– И книгу, и фотографии никогда не видели, – сказал Маляс. – Може, с собой таскал.

– Врать не надо. – Иван смотрел на охотника в упор. Маляс отвел глаза. – Как у него погибли родные? Вот, подчеркнуто ногтем, и читано, видно, не раз: замаслилось: «Только встали между нами берега крутые, все дороги завалили камни гробовые. Вместе в поле вдоль дороги колеинки вьются, никогда лишь меж собою они не сольются». «Камни гробовые». Это о чем?