Лето волонтёра

Дым был горький и противный. Я курила пару раз, но там сигареты были тонкие и с ментолом. Я вернула сигарету и сплюнула.

Мы с Ларой сидели за гаражами у её дома. В узком проходе между ржавыми железными коробками гаражей и серым бетонным забором, на раскисшую землю были набросаны доски, грязные, но крепкие. На досках стояли пластиковые ящики, спёртые из овощного магазина. В маленьком детском ведёрке были набросаны окурки и какой-то мелкий мусор.

Сюда приходили подростки со всех окрестных дворов: покурить (кому запрещали), побухать (порой даже взрослые), ну и пообжиматься. Говорят, тут и трахались тоже, но мне хотелось верить, что это не так. Ну… как-то уныло, безыдейно – прислонившись к грязному бетону, стоя на скрипящих досках. Мне казалось, что так нельзя.

Хотя может я не права. Мне пятнадцать и у меня ещё никого не было по-настоящему. Может чего-то не понимаю…

Внизу живота вдруг сладко потянуло и я подумала, что может быть и начинаю понимать. Думать о сексе было и приятно, и страшновато одновременно.

– Хочу в Архангельск, – сказала Лара задумчиво. – Там жизнь. Там веселее. Надоела наша дыра.

– А я в Москву хочу, – ответила я из принципа, чтобы не повторяться. Хотя вообще-то я думала про Северный медицинский университет в Архангельске. Мне нравилась биология и медицина.

– Дура, ты же умная, – произнесла Лара непоследовательно. – Ты можешь на медаль закончить. Ты спортом занимаешься, книжки читаешь. Имя у тебя красивое – Милана! Это мне Москва не светит, если какого-нибудь папика не подцеплю. Но вряд ли…

Она забычковала сигарету, задумчиво добавила:

– Вот если забеременеть от богатенького москвича, а потом сказать, что несовершеннолетняя и пригрозить в полицию сдать – то можно попробовать. На Вычегду и Вашку приезжают рыбачить, такие – все из себя, и без тёлок. Устроиться там работать… Я на восемнадцать выгляжу?

– Нет, – я покачала головой.

– Жаль, – вздохнула Лара. – Да и мужик пуганый пошёл, возраст проверяют. Нет, Архангельск мой потолок. До Москвы мне как до Кольца…

Мы дружно покосились вверх, на плывущие в небе каменные обломки.

– Может мы вообще школу не закончим, – предположила я. – Рухнет на голову вся эта хрень.

– По телеку говорят, что не рухнет, – ответила Лара. – Хотела бы я там побывать. На Селене или Диане.

Меня даже передёрнуло от этих слов.

– Нафиг! Жуть какая…

Я знал, что Лара была лучшей школьной подругой меня-Миланы.

Она поступила в техникум в Архангельске.

А потом всё-таки подцепила богатого папика! Только не из Москвы, из Питера. И даже не любовницей стала, он на ней женился, а она ему родила дочку. Так что у Лары всё хорошо и меня-нас это радовало. Мы обменялись этой радостью за Лару, которая боялась будущего, но будущее её не обидело…

Само или потому, что она была рядом с Миланой?

Я не знал, и Милана не знала.

Мы скользили в нашей общей памяти, словно неторопливые большие рыбы в глубинах вод.

…Дома высокие, дорога широченная, велосипед трёхколёсный, потому что быстро ездит то, у чего три колеса, я маленький, но знаю.

Я кручу педали и смеюсь.

Мама хмурится, она боится за меня, отец улыбается, но он тоже встревожен.

А ещё они ругались весь вечер, когда думали, что я сплю.

Я не знаю, почему.

Но я знаю, что всё будет хорошо.

Это знание внутри меня. Оно рвётся наружу.

Я знаю, как всё сделать хорошо.

Для всех.

Почему-то все думают, что так не бывает, а я знаю, что может быть.

Я останавливаю велосипед, надо нажать на ручку – вот так. Ручка с четырьмя гранями, четыре – это остановка, это знают все, и я тоже знаю. Мир полон загадочных правил, но главное правило во мне и его ещё не знает никто.

Я протягиваю руки и касаюсь мамы и папы.

Смотрю им в глаза.

Знание внутри меня не может открыться в полную силу. Не знаю, почему. Но оно всё же есть и в глазах мамы и папы загорается свет.

Они не будут ругаться и бояться до…

Нет, я не стану думать об этом.

Знание во мне затихает, и я снова жму на педали.

Мама и папа смеются.

Я знаю, что мир изменится через два дня. Откуда? Не знаю.

Но ведь два дня – это целая вечность!

И я качу по широченной дороге…

Я отступаю от сознания Карира, в котором бьётся нераскрывшийся Смысл. Я не могу его постичь, даже Милана не может, надо стать Высшим, чтобы воспринять его в полной мере.

А значит, чудо не случится сразу.

Высший не остановит Прежних и Инсеков в один миг.

Ему надо возникнуть, пройти все этапы эволюции, чтобы потом изменить Галактику. И на этом пути ему будут мешать – все те, чьи смыслы противоположны, все те, кто не верит и боится, кто не знает, что хорошо может быть для всех. Карир понимает, что придётся делать и он боится, это входит в противоречие с его смыслом.

Милана обнимает его – в двумерном пространстве, в котором они спрятаны. И они погружаются в сонный спокойный транс, одновременно оставаясь со мной.

А я сливаюсь с Дариной.