Лето волонтёра

Насколько я помню, он единственный из Прежних, открывающий порталы с такой лёгкостью и без всяких технических средств.

Иван в дорогом тёмно-синем костюме, в белой рубашке в мелкий рубчик, в галстуке спокойного серо-голубого цвета. Очки в тонкой металлической оправе, из кармана пиджака торчит краешек платочка. Только мягкие кожаные лоферы вносят нотку неформальности в его гардероб.

– Сними-ка очки, – говорю я понятную каждому ребёнку фразу.

– Успокойся, здоровяк! – Иван примирительно поднимает руки. – Я отправлю вас домой. Всё в силе.

Я смотрю на Прежнего и размышляю. Он заметно нервничает.

– Можно было договориться сразу, – говорю я.

– Можно было договориться, – соглашается Иван. – А можно было и не договориться. Ты хочешь уйти, я хочу остаться. Всё хорошо.

Высший где-то здесь, рядом, но пока он не вселился в Ивана.

– Не могу доверять тебе, – отвечаю я. – Выпусти отца.

Иван кивает.

И преображается. На этот раз Иван не просто «выпускает на поверхность», а даёт Андрею возможность стать самим собой.

Я смотрю на человека, которого встретил когда-то возле Комка сумасшедшим бомжом. В нашем мире он отверг судьбу Прежнего, отказался быть частью его коллективной семейной личности. Здесь – согласился.

Могу ли я ему доверять?

– Могу ли я тебе доверять? – спрашиваю я.

Андрей смотрит на меня.

– В твоей реальности мы дружны?

– Да, в какой-то мере, – признаю я.

– Тебе удобно говорить с такой… пастью? – интересуется Андрей.

Я смеюсь. Конечно же, не очень удобно. Но я не хочу менять форму Защитника, она придаёт мне уверенность.

– Нормально, – говорю я. – Так скажи, это всё ты замутил?

– Я лишь воспользовался ситуацией, – уверяет Андрей.

– А кто меня сюда отправил?

– Возможно, что и я, – признаёт он. – Но тут ничего не могу гарантировать. Одно скажу честно, если Высший войдёт в нас, мы отправим тебя домой. Это наиболее разумное решение, ты слишком непредсказуем, чтобы пытаться тебя поглотить.

– Вот, значит, как…

Андрей виновато улыбается и добавляет:

– Это не моё личное мнение, это коллективное.

– Что будет на Земле? – спрашиваю я. – На здешней?

Ничего особенного я не жду, но Андрей меня удивляет.

– Прежние уйдут с Земли. Мы сохраним её нейтральной, это коллективное решение.

– Почему?

Ждать от них моральных решений не стоит, но мне кажется, что Андрей не врёт.

– Всё усложнилось, – объясняет Андрей. – Мы заигрались с человеческой цивилизацией. Если у нас появится кто-то подобный тебе, то лучше сохранить нейтральные или союзнические отношения.

– А что будет на Ровиане?

Андрей смотрит вверх. Я замечаю, что расползающиеся в разные стороны газовые протуберанцы немного сдвинулись, а замершие зигзаги молний начали неспешно ползти по поверхности Даута.

– Вначале надо стабилизировать ситуацию, – вздыхает он.

– А потом?

Андрей начинает негромко декламировать:

– Не плачь о неземной отчизне,
И помни, – более того,
Что есть в твоей мгновенной жизни,
Не будет в смерти ничего.

И жизнь, как смерть необычайна…

Есть в мире здешнем – мир иной.
Есть ужас тот же, та же тайна -
И в свете дня, как в тьме ночной.

Мне нравится, когда он читает стихи. Я их совсем не знаю, но они красивые. И мне кажется, что каждый раз я понимаю чуть больше, чем в них сказано.

– А что там дальше? – спрашиваю я.

Андрей продолжает:

– И смерть, и жизнь – родные бездны;
Они подобны и равны,
Друг другу чужды и любезны,
Одна в другой отражены.

Одна другую углубляет,

Как зеркало, а человек
Их съединяет, разделяет
Своею волею навек.

И зло, и благо, – тайна гроба.

И тайна жизни – два пути –
Ведут к единой цели оба.
И все равно, куда идти.

Будь мудр, – иного нет исхода.

Кто цепь последнюю расторг,
Тот знает, что в цепях свобода
И что в мучении – восторг.

Ты сам – свой Бог, ты сам свой ближний.

О, будь же собственным Творцом,
Будь бездной верхней, бездной нижней,
Своим началом и концом.[9]

Я киваю. Моё тело жаждет действия, ему хочется сражаться, рвать на куски, восстанавливать справедливость и приносить добро.

Но не время для боя.

– Может быть, ты немного исправишь свой смысл, – говорю я Андрею. – За Землю спасибо. Если вернусь, то проверю.

Андрей едва заметно щурится, его взгляд становится похожим на взгляд Ивана, и я напоминаю себе – это не наш добродушный сумасшедший Андрей, отвергший судьбу Прежнего, это часть монстра, пусть и лучшая его часть.