Генри кивнул и посмотрел себе под ноги. Последовало долгое молчание, нарушаемое лишь шелестом листьев и отдельными криками птиц. Я знала, что отступать нельзя.
– Интересно, – продолжала я, – как ты отнесешься ко второй попытке? – Я ждала ответа и пыталась представить, что думает Генри. Сердце учащенно билось. Было мучительно, но мне все же казалось, что это лучше, чем бежать и прятаться.
Он посмотрел на меня и улыбнулся.
– Наверно, это зависит от обстоятельств, – медленно проговорил Генри. – Но вообще – положительно.
Я улыбнулась ему в ответ, может быть, впервые за эти дни. Нам многое еще предстояло обсудить и понять. Но я чувствовала, что вместе мы справимся.
Я сделала шаг к нему навстречу и подумала о словах, которые мы вырезали пять лет назад на настиле пристани: наши имена и слово «навсегда». И, прежде чем я потянулась, чтобы поцеловать его, подумала, что, может быть, написанное верно.
Глава 40
Я плотнее запахнула кофту и села на влажную траву. Подходил к концу август, становилось прохладно. Листья, все лето бывшие ярко-зелеными, стали понемногу желтеть и краснеть. Я часто приходила сюда с тех пор, как установили мемориальную табличку, она по-прежнему заставляла меня улыбаться, вздыхать и скучать по отцу.
Указания отца мы нашли вместе с завещанием. Его должны были похоронить в Стэнвиче, но он также хотел, чтобы табличку поместили и здесь, в Лейк-Финиксе, где он провел несколько лучших своих дней. Трудно было поверить, что отец действительно хотел табличку с такой странной надписью, но я сказала брату, что ни к чему отец не относился серьезней, чем к каламбурам. Так здесь, на небольшом кладбище Лейк-Финикса, появилась единственная эпитафия-каламбур: «Робину Эдвардсу, любимому мужу и отцу… На этом выступление защиты окончено».
Я взглянула на табличку и услышала его голос, увидела его улыбку.
– Привет, малыш! Что нового?
Я старалась держать отца в курсе событий нашей жизни: Уоррен и Венди по-прежнему вместе, они выработали план посещений родственников, по которому начнут действовать с началом учебного года; мама собирается снова начать преподавать; Джелси уже хочет провести весенние каникулы в Лос-Анджелесе с Норой, чтобы познакомиться там с кинозвездами; Мерфи, вопреки ожиданиям, научился выполнять команду «апорт». И у меня тоже все в порядке.
Я оглянулась и увидела машину Генри, въезжавшую на стоянку у подножия холма, на котором располагалось кладбище. Я знала, что он не будет торопить меня. Иногда ему приходилось подолгу ждать – я нашла место, где легко плакалось, не говоря уже о том, что здесь этому никто не удивлялся. Не то чтобы все было чудесно, далеко нет. Все еще бывали периоды, когда мне так не хватало отца, что я испытывала физическую боль, как будто меня побили. Бывало, я так злилась, что могла сорвать зло на ком попало. И случались дни, когда утром у меня глаза были припухшими от слез. Но четверо оставшихся из семьи Эдвардс вопреки всему научились говорить о своих чувствах. И в те дни, когда мне было особенно тяжело, я знала, что мне есть к кому обратиться.
Я поднялась на ноги и долго смотрела на могилу.
– До свидания, папа, – прошептала я. – Скоро увидимся.
Я направилась вниз по склону холма, где, прислонившись к машине, меня ждал Генри.
– Привет, – сказал он, когда я подошла.
– Привет, – ответила я, слабо улыбнувшись. Научиться быть снова вместе было непросто, особенно первое время после смерти отца. Но оказалось, что, когда ты не убегаешь, другие люди тоже не бегут от тебя. Скоро мы собирались вернуться в Коннектикут, а Генри оставался в Лейк-Финиксе, и расстояние, которое должно было разделить нас, меня не беспокоило. Мы слишком много пережили вместе, чтобы теперь позволить километрам разлучить нас. Подтверждая верность этого, Генри наклонился и поцеловал меня, и я поцеловала его в ответ. Мне казалось, что отец понял бы нас.
– Едем? – спросил он.
Я кивнула. Перед тем как все начнут разъезжаться, у нас предстоял прощальный ужин. Элиот наконец набрался храбрости и признался Люси в своих чувствах, и с тех пор они постоянно держались за руки и обнимались. Люси и Элиот должны были принести тарелки и чашки – я не сомневалась, что из закусочной. Фред и Джиллиан – рыбу, Ким и Джеф – законченный сценарий для развлекательной программы после ужина и что-то из их пилотного проекта «Телепат – ветеринарный техник», Генри – десерт. Уоррен и Венди отвечали за рассаживание гостей за столом, и я не сомневалась, что брат расскажет, как человечество впервые додумалось до того, что гостей надо рассаживать по определенному плану. А я в тот день выбрала вывеску в магазине «Дай мне знак».
Теперь я вытащила ее из сумки и протянула Генри. Он улыбнулся. На ней было написано: «Парящий дрозд» – и ниже изображена птица.
– Очень мило, – заметил Генри, посмотрел на холм и потом снова на меня. – Мне кажется, ему понравилось бы.
– Я тоже так думаю. – Я посмотрела на небо. Быстро темнело, стали появляться самые первые звезды. – Пошли, – сказала я, улыбнулась и взяла Генри за руку. – Едем домой.