Лето злых духов Убумэ

– Что ж, это существенно дополняет наш предшествующий разговор. Так ты хочешь сказать, что во всем этом непрерывном потоке информации, который мозг, как последняя сволочь, обрушивает на нас, возникают мелкие несоответствия и неточности – трещины в реальности, – которые проникают в наше сознание?

– Не стоит, пожалуй, называть собственный мозг «последней сволочью», – заметил Кёгокудо. – Впрочем, похоже, его акции в твоих глазах сильно подешевели. Но, действительно, с этой точки зрения Дайдарабоши – совершенно то же самое, что наш Иэясу. Если тебе вдруг понадобится, он возникнет перед тобой – такой же реальный, как ты или я. – Кёгокудо с радостным выражением лица потер пальцами маленькую баночку, которая теперь покоилась у него на коленях, – на протяжение всего разговора он вертел ее в пальцах, то ставя на стол, то вновь беря в руки.

Я почувствовал облегчение – правда, совсем незначительное.

– Ну уж нет; пройдет еще очень много времени, прежде чем мне понадобится увидеть кого-нибудь огромного, сидящего на вершине горы Фудзи и склонившегося вниз, чтобы помыть руки в озере Бива. Моя твердая вера в биологию тотчас встала бы на пути у такого видения. Можно сказать, я один из естественнонаучных литераторов.

Наконец-то я почувствовал себя вновь на своей территории и даже смог улыбнуться.

Однако Кёгокудо это не смутило, и он продолжил говорить, словно буддийский священник на проповеди:

– Что ж, если в этом все дело, тебе бы пошло на пользу время от времени грезить наяву. Ты утверждаешь, что ты литератор, но я вижу перед собой человека с хроническим недостатком воображения. Разве слова для грошовых писак вроде тебя – не главный товар, которым вы торгуете?

– Ты когда-нибудь можешь остановиться в нагромождении грубостей и унижении собеседника? Мое воображение подобно неиссякаемому источнику!

– Ну что ж, хорошо, уважаемый господин литератор, сэнсэй, в таком случае известно ли тебе, сколько в мире существует буссхяри?

На этот раз он, вне всяких сомнений, шутил. «Сэнсэй» – учитель – было вполне распространенным обращением к литераторам, однако Кёгокудо никогда не соизволял обращаться ко мне подобным образом, кроме тех случаев, когда его намерением было сделать из меня дурака.

– Буссхяри? Ты имеешь в виду те самые буссхяри, то есть кости Будды? Ну, по всей стране можно найти пагоды, в которых, как считается, хранится прах Будды, – возможно, даже не только в Японии. Даже не догадываюсь, сколько их на самом деле.

– Из достоверных источников мне известно, что, если ты попытаешься собрать все фрагменты тела Будды, которые хранятся во всех пагодах по всей Японии, вес собранных тобой костей будет примерно равняться весу скелета слона. Что ты думаешь об этом, сэнсэй?

– Что я думаю? Я думаю, что это звучит просто нелепо. Либо храмы, в которых они хранятся, так сильно хотели убедить всех в их подлинности, что сознательно пошли на ложь, либо кто-то специально потихоньку подсовывал лишние кости, либо…

Кёгокудо перебил меня, отрицательно встряхнув головой:

– Как я и сказал – никакого воображения. Почему бы не подумать: «Надо же, каким большим человеком был Будда!» – И засмеялся.

Мой друг был определенно очень доволен собой. А я, как всегда оказавшийся объектом его шуток, был сам виноват, что позволил этому произойти, и из-за этого чувствовал себя еще бо́льшим дураком. Но, едва представив себе огромного, как слон, Будду, поучающего своих учеников, похожих на крошечных муравьев, сидящих у его ног, я тоже рассмеялся.

– Кстати, что это за баночка, которую ты не выпускаешь из рук в течение всего последнего часа? – спросил я спустя мгновение. Уже некоторое время меня странным образом беспокоил этот вопрос.

– А это… Это урна с прахом. В ней хранятся кости Будды.

– Вранье! Откуда у тебя может взяться кость Будды? Ты продаешь книги, а в остальное время ты синтоистский священник, а не буддийский монах.

– Но это правда. – Кёгокудо открыл баночку и вытащил из нее маленький белый кусочек. – Хочешь попробовать? – С этими словами он закинул его себе в рот.

– Ты спятил! – испуганно вскрикнул я.

– А ты довольно доверчив. Тебе следовало бы быть внимательнее. Это сухое печенье хигаси из магазина сластей «Кангэцу-ан».

– Ну всё, – сказал я. – Ты – самый большой мошенник и обманщик из всех, кого я знаю. Больше никогда не поверю ни единому твоему слову. Ты намного хуже мозга, который продает ложь душе. И зачем, скажи мне, держать печенье в подобной баночке?

– Моей жене это тоже не очень нравится, но в эти дни, если оставить их открытыми, влага уничтожит печенья прежде, чем я успею их съесть. А эта баночка идеально подходит. – Кёгокудо вытащил еще одно печенье и с хрустом его разгрыз. – Но подумай вот о чем. Пока я не открыл крышку, внутри этой баночки могли быть кости, а вовсе не печенье.

– К чему ты ведешь на этот раз? Тебе придется очень постараться, чтобы меня удивить. – К тому моменту я вправду чувствовал себя готовым практически к чему угодно, что он еще собирался мне предъявить.