Летом сорок второго

– Ревякин, найдите подходящую воронку в сквере. Гражданских будем хоронить отдельно. Форму обыскивать, документы сдавать мне.

Артиллеристы грузили убитых солдат на подводы, везли к воронке в дальнем углу, у северной стены горсада. Недалеко от воронки стоял обнесенный невысокой оградкой пирамидальный обелиск. На его жестяной табличке значилось:

БЕЛОВ В. В.

КАЛАШНИКОВ А. М.

РУЧКИН С.

«Рядом с нашими отцами, погибшими за счастье трудового народа, теперь лягут их дети», – подумал Слава, листая документы погибших: военврач Чебовская, красноармеец Бондарь, красноармеец Бутенко, старший лейтенант Хованских, красноармеец Гайденко, красноармеец Эйвазов.

С ближайших улиц стали сходиться белогорцы. Они помогали закапывать животных и погибших беженцев. Убитый скот привязывали к лошадям и волоком тащили к воронке на углу Набережной и Коминтерна. Воронка в одном из дворов стала последним пристанищем для погибших беженцев. Среди снующих мужиков и баб, держась за живот, ходила беременная лет двадцати.

– Не вовремя, сестрица, рожать надумала, – крикнул ей солдат.

– Не говори, браточек, уже и сама три раза пожалела.

Шинкарев собрал из действующих в одиночку местных группу и, поставив над ними Ревякина, с остальными солдатами отправился по другим улицам. В районе садов на окраине Зеленого переулка и Школьной улицы белогорцев никто не организовывал. Жители собирали павших солдат, хоронили их в братской могиле на выгоне.

На Долгой улице Слава встретил женщину, гнавшую повозку, запряженную парой волов. По тревожному взгляду, которым она встретила Шинкарева, он понял, что повозка не ее, настоящие хозяева либо погибли, либо бежали на левый берег. На вопрос лейтенанта, не видела ли она неубранные трупы, женщина махнула:

– На луг езжайте, товарищ командир, на лугу между Манжаркой и Долгой улицей.

Здесь мертвых было не так много, как в центре села, в основном беженцы. Брошенные полуторки зачастую оказывались пусты. Воронок от бомб на лугу не было, поэтому найденными в машинах лопатами солдаты принялись рыть могилу.

Не так давно по дороге, рядом с которой работали солдаты Шинкарева, в сторону Кирпичей проехали три немецких мотоцикла. Лернер и Швейх застали Клейста дома. Тот, конечно, не собирался никуда эвакуироваться. Отказавшись от предложенного Клейстом обеда, Лернер распорядился поворачивать обратно. Теперь они вывернули из-за Кирпичанской горы и ехали прямо на группу Шинкарева.

Заметив клубы пыли, лейтенант всмотрелся и вздрогнул, различив немецкие каски. Кто-то из его солдат крикнул:

– Тикай, ребята! Окружили, проклятые!

Неподалеку высилась зеленая стена камышей, такая надежная и манящая.

– Стоять! Куда? – кинулся следом за солдатами Шинкарев.

– Стой, Колчанов! – Слава схватил бойца за винтовку.

Тот не растерялся и выпустил оружие из рук. Лейтенант полетел на землю. Соображая и ища укрытие, он запрыгнул в недорытую солдатами могилу.

Немцы не успели заметить исчезнувших за камышами артиллеристов. Прижимая к прикладу щеку, Шинкарев вспомнил, что кроме пяти заправленных в обойму винтовочных патронов, у него есть лишь табельный пистолет, из которого, наверное, придется стреляться.

Прицелившись в водителя на головном мотоцикле, Слава затаил дыхание, как на учебных стрельбах, и плавно нажал спуск. Водитель резко вильнул в сторону, мотоцикл упал на бок. Сидевший позади водителя человек, одетый почему-то в гражданское, распластался на земле. Немецкий офицер выпал из люльки и погнался за своей укатившейся фуражкой. Два остальных мотоцикла замерли, в люльках завозились стрелки, приводя пулеметы в готовность. Быстро передернув затвор, Шинкарев снова прицелился.

Пуля попала во второго водителя, прошла через него насквозь и увязла в груди сидевшего позади него солдата, которого Лернер пересадил из люльки головного мотоцикла еще в Россоше. Оба мертвеца свесились в люльку, мешая пулеметчику, сидевшему в ней, открыть огонь.

Огненный веер из третьего мотоцикла наугад прошил заросли камышей, борта и кабины обездвиженных полуторок. Третьим выстрелом Слава утихомирил бивший вслепую пулемет.

Поймавший свою фуражку офицер подбежал к единственному уцелевшему мотоциклу и запрыгнул на заднее сиденье. Водитель с места развернулся, на подкрылок его коляски успел взгромоздиться человек в гражданском. Мотоцикл удалялся, безвольно болталась в люльке голова мертвого пулеметчика, но Шинкарев успел сделать еще один выстрел. Сидевший на заднем сиденье немецкий офицер взмахнул руками, ткнулся в спину водителя, а потом на полном ходу свалился в придорожную пыль. Мотоцикл скрылся за горой. Из люльки второго мотоцикла выскочил уцелевший пулеметчик с высоко поднятыми руками, он так и не успел воспользоваться своим оружием.

Слава стянул пилотку и вытер катившийся со лба пот. Сев на краю ямы и спустив ноги, дрожащими руками он похлопал по карманам лежащего рядом мертвого советского шофера. Нащупав пачку папирос, лейтенант глубоко затянулся.

Из камышей показались его бойцы. Чувствуя вину, они подошли, понурив головы, встали перед ним шеренгой.