Летопись 1. Крылья черного ветра

Неизвестно, кто больше удивился: Эле или хрупкий ясноглазый юноша в черном плаще с прямыми до плеч пепельными волосами.

— Ты… Эльф? — спросил Эле.

— Нет, — покачал головой тот. — Я Человек.

— Что? — не понял Эле.

— Земля-у-Моря, — объяснил юноша.

Они разговорились. Юноша носил имя Ланир, но Эле называл его просто — Странник. Страннику было не больше семнадцати. Он был невысок ростом и казался совсем мальчиком, но в нем чувствовалась какая-то странная печаль. То, что он рассказывал, конечно, было сказкой — но так хотелось верить, что есть где-то Земля-у-Моря, не знающая войн и зла… Чудесным собеседником был Странник, и Эле не заметил, как наступил вечер, и в небе зажглись первые звезды. Так не хотелось расставаться с новым другом, и Эле предложил Страннику пойти с ним. Тот улыбнулся и покачал головой.

— Но как же… ты будешь ночевать в лесу? Ведь ты же не Эльф… А звери?

— Фойолли научил меня говорить с лесом. Каждый Странник умеет это; разве у вас по другому?

Эле отчего-то смутился:

— Умеем, только… нет у нас Странников. А кто такие Фойолли?

— Люди Леса, народ Тишины. Мой учитель — Фойолло, я даже стихи ему написал:

Фьолла ллиайнэ о фойол…
Т’эайни, ирни айвенэ,
Ларри Илл-аэ.

Незнакомый язык — как заклятие.

— Что это? — Эле на мгновение превратился в того мальчишку, который часами мог созерцать лесной цветок, а, когда его спрашивали, что с ним, мог только прошептать: «Эле… Смотрите, какое чудо!..»

Странник на минуту задумался, потом перевел:

Флейта поет в тишине…
Осени сын, твои глаза
Песню Луны хранят.

Тряхнул головой, тихонько рассмеялся — как ручей звенит:

— Завтра утром я буду ждать тебя, Раэн.

— Как ты сказал?

— Раэн — крылатый. Можно, я буду тебя так называть?

Всю ночь Эле думал о рассказах своего нового друга. Ему представлялось что-то невероятно светлое и чистое. И почему-то печальное. Так бывает, когда долго смотришь на звезды. А еще думал он о самом Страннике — как он там один в лесу… И утром первым делом отправился на ту свою заветную поляну. Странник уже ждал его…

Иногда им трудно было понять друг друга:

— Но если старший сын князя — художник?

— В свой час он станет князем.

— Не понимаю… У нас не так… Художник должен писать картины, это его Андо Таэл, его судьба — къюн… А править должен Мудрый, тот, кого Звезда наделила даром хранить серебряные нити…

— Разве так бывает?

— Разве бывает по другому? Учитель говорил — так должно быть…

Эле уже не в первый раз слышал от Странника — «Учитель». И, наконец, решился спросить о нем.

Странник больше не улыбался. Он рассказывал серьезно и печально, а у Эле почему-то похолодело в груди. Странник называл его Астар — Учитель, и Элло — Звезда, и Раэно — Крылатый, а еще Аэнтар Ахэ — Властелин Тьмы. Но не именем, которое Эле хотел — и боялся услышать.

— А… Как его звали?

— Мелькор… — Странник опустил голову.

Эле побледнел. «Как же… Мать говорила — Враг, не знающий жалости… Кому верить?.. Не может быть…»

— Скажи, Раэн, может быть, ты знаешь о нем?

— Н-нет… — с трудом выговорил Эльф.

— Что с тобой? — встревожился Странник. — Тебе плохо?

Эле через силу улыбнулся.

— Просто это так странно… то, о чем ты рассказываешь…

Мать рассказывала другое. О Враге, Морготе, чудовище с жуткими глазами. А Странник говорил: «Его глаза — скорбные звезды». Мать рассказывала: «Он не знал пощады». А Странник говорил: «Дети любили его, и сказки его были прекрасны как те цветы, что зовут — звезда-память, эллэнор». И почему-то Эле верил Страннику.

«Моргот, Черный Враг… Мелькор, Возлюбивший Мир… Тьма — зло, но Люди Тьмы… Если они все так мудры и прекрасны как Странник… А он — их учитель… Крылатая Тьма… и скованные руки… Нет, я не могу рассказать».

Как это случилось? Старший брат получил княжеский венец — так решила мать. Князь и княгиня покидали Средиземье. Эле все больше бледнел, слушая, как брат говорит о Нолдор — высших Эльфах, как клянется хранить честь рода и мстить оставшимся прислужникам Врага — да будет имя его проклято навек! — тем, кто предался Тьме.

— Брат… — тихо сказал Эле, — но ты же ничего не знаешь… Они другие, брат… Послушай, ведь только во Тьме рождается Свет.

— Что?! — мать онемела от изумления.

— Я расскажу… Я понял… послушайте…

— Отступник! Тварь продажная! — это старший брат. — Морготово отродье!

Юношу словно ударили по лицу. И задело его не столько оскорбление, сколь это — «Моргот».

— Это против чести — судить, не видя.

Старший стиснул кулаки.

— Я не стану щадить отступника, пусть даже это мой брат, — сдержанно отчеканил он.

Эле показалось — что-то оборвалось в нем. Не сознавая, что делает, он шагнул к брату, сорвал с него венец, швырнул об пол и наступил на него ногой. Словно издалека до него донесся голос матери:

— Уведите его. Он безумен. Пусть завтра Совет решит, что делать с ним.

Князь опустил голову, стиснул виски руками.

— Но почему, почему он сделал это? Неужели твои слова — правда и наш сын утратил разум?