Летопись 2. Черновики

Уставился куда-то пустым взглядом.

— А теперь понял, что все было зря. Потому что…

— …потому что… — прошелестел голос Эльфа.

— …я уже больше ничего не смогу сделать. Я слышу только ее голос.

Непонятно было, о ком — или о чем — он говорит.

— …и огонь перед глазами. Только огонь. Ийэнэллинн — обе…

— Идем со мной, — попросил Эльф.

— Куда? Зачем? — Нарион криво усмехнулся. — Я не нужен уже даже сам себе. Гэлмор… прежде, чем уйдешь: кто все-таки создал — ту, первую?

Эльф пожал плечами и непривычно глухим голосом проговорил:

— Теперь уже все равно.

И назвал имя.

Нарион не удивился.

* * *

…Он стоял в высоком зале перед тем, кого и сам — там, в другой, прежней жизни — называл Врагом. Было странное чувство — будто все это снится ему. Наверное, из-за той музыки, что звучала в зале.

Он стоял, опустив глаза, и говорил глухо и ровно:

— Я пришел. Мне было все равно, куда идти — только не оставаться с теми, кто ее сжег. Может, ты убьешь меня. Все равно. Я уже ничего больше не могу. Я не нужен. Выгорело все. Сначала ее сожгли. Я стоял и смотрел. Жутко и красиво: огненные волосы, огненные крылья. Кто-то завопил: «Ведьма!» — и она закричала. Она так страшно кричала… Недолго, а показалось — вечность. Потом… не помню. Кажется, я вышел и начал играть. Все — как в бреду. Потом… Они сказали — это чародейство. Нужно сжечь. И покаяться. Валар простят. Говорили — ведьмино наваждение, и я не виноват. Ласково так говорили… Я испугался. Больно… заживо. Очень. Я хотел жить. А — зачем… Я ее сжег. Свою музыку. Я отрекся от нее. Предал. Теперь — убей. Я должен был это сказать. Может, именно тебе. Не знаю. Делай со мной, что хочешь. Убей или гони прочь. Мне все равно. Я уже мертв.

Светловолосый юноша, стоявший в углу зала, слабо потянул ворот рубахи, словно ему не хватало воздуха.

Больше слов не было, и он стоял молча, ни о чем не думая, ничего не ожидая.

Враг шагнул к нему и положил руки ему на плечи. Нарион еле заметно вздрогнул.

— Куда же тебе идти… — тихо и горько сказал Враг.

И вдруг резко притянул Нариона к себе.

— Оставайся. Теперь твой дом здесь, мастер.

* * *

— Где он?

Эрион чуть замешкался с ответом:

— Спит.

— Брат не сказал, — вмешался Маг. — Повелитель, он не хочет жить. Нет-нет, — заметив легкое движение Саурона, — он ничего не делал. За нож не хватался, не вешался… — усмехнулся криво, — яду не просил. Лежит и смотрит в потолок. Когда глаза закрывает — не спит. И молчит все время.

— Я дал ему сонного зелья, — тихо добавил Целитель. — Больше ничего сделать не могу. Не могу разбудить душу: как в раковине замкнулась. Я еще не умею, — виновато. — Может, ты…

— Элвир, — вдруг глуховато проговорил Король.

— Что?..

— Пусть Элвир идет к нему.

— Сейчас?

Аргор объяснять не стал. Молчание нарушил новый, юный и горький голос:

— Так нужно, Учитель.

Саурон взглянул на юношу, потом перевел взгляд на Аргора; тот опустил веки, словно говоря — да.

* * *

— Нарион.

Мастер открыл глаза.

— А-а… мальчик… — через силу, словно по обязанности выговаривая слова. — Ты…

— Встань. Идем.

— Куда, — устало и медленно, по слогам.

— Идем, — повторил Элвир. Нарион молча поднялся и принялся натягивать одежду.

Больше он не спрашивал ничего.

* * *

…Он ничему не удивлялся — ни стремительному полету на крыльях летней ночи, ни бесснежным горам в призрачных мантиях лунного света, ни низким звенящим звездам, готовым упасть в ладони — но он не протянул рук… Без слов, без удивления поднимался вслед за Элвиром по тропе, поросшей терном, в вечную ночь Долины Одиночества. И только когда юноша подвел его к высокой лестнице — остановился.

— Ну что же ты? — почему-то шепотом спросил Назгул. — Иди.

Человек покачал головой.

— Иди, — с мягкой настойчивостью повторил Элвир.

Нарион медленно, тяжело ступая, пошел вперед — обернулся, в первый раз — с растерянностью, и даже, кажется, хотел что-то спросить, но Элвир угадал вопрос.

— Здесь ты должен быть один. Только один.

…Сам он остался на берегу реки — сидел, бесцельно вертя в руках цветок, стараясь не думать о том, что может происходить сейчас в Храме.

А что было с ним самим?

…Ночь
переполнила чаши глаз моих —
я один в пути…

Он не услышал — почувствовал что-то и резко обернулся.

Нарион стоял на ступенях — пошатываясь, закрыв глаза. Потом неверными шагами словно слепой начал спускаться по ступеням. Элвир хотел окликнуть его — но передумал.

Изломанный цветок полетел в воду, юноша порывисто поднялся.

…Нарион ничего не говорил, не открывал глаз — шел как во сне: Элвиру пришлось поддерживать его за руку. Ему вдруг мучительно захотелось узнать, что же услышал, что увидел, что пережил в Храме мастер лютни. Он не спросил. Об этом не спрашивают. Разве он сам — смог бы рассказать, что было с ним в те бесконечные три дня? А когда вернулся — никто не смотрел ему в глаза. Только Король; посмотрел — и отвел взгляд. Почему…

У горной тропы они остановились, и только здесь Нарион поднял веки — медленно-медленно, словно это стоило ему невыносимого усилия.

Провалы в звездную тьму.

Элвир отвел глаза.

Только у замка Нарион наконец заговорил.