Летопись мужества

Если бы он знал, что приключится, он постарался бы не произносить слова, которое стало для него роковым. Силы начинали сравниваться: техника, боевой опыт. За нами оставалось преимущество: правота. Ее нельзя сосчитать, измерить, взвесить, но она многое решает.

Наш народ настолько изменился за эти два года, что люди с некоторым отрешением, даже удивлением смотрят на довоенные дни. Многое из того, что казалось достоверным, определилось как иллюзии, и многое мнившееся, иллюзорное облеклось во плоть. Зрелость офицеров и солдат - это только одно из проявлений зрелости всего народа. Конечно, любовь к родине была и до войны, но это чувство тоже изменилось.

Прежде его старались передать масштабами, говоря: «От Тихого океана до Карпат». Россия, казалось, не помещалась на огромной карте. Но Россия стала еще больше, когда она поместилась в сердце каждого.

Я не раз писал о глубокой ненависти к фашистам, охватившей наш народ. Эта ненависть стала холодной решимостью. Такой холод нужно выстрадать. Мы его выстрадали, слушая рассказы о матерях Ленинграда, которые, едва держась на ногах, стучались в промерзлую насквозь землю, чтобы похоронить умерших от голода детей. Мы выстрадали этот холод, видя могилы, где фашисты хоронили убитых жителей Керчи, Ростова, Курска. Мы не в силах сейчас думать о сорока праведниках Содома и Гоморры. Мы не на небе, а немцы неподалеку от Москвы, в Орле. Когда мы радуемся бомбардировкам неприятельских городов, в нас говорит не злорадство. Мы ждем, чтобы война пришла на землю самой Германии не потому, что нам тяжело, но потому, что за преступлением должно последовать наказание. Я знаю, что Гитлер виновнее, чем рядовой фашист, который только то и сделал, что ограбил два дома и мимоходом убил старую еврейку. Но я не вижу снисхождения и для этого фашиста. Он не ребенок. Он вел дневник. Он читал газеты. Он считал себя сверхчеловеком. Он должен ответить за содеянное им.

Гитлеровцы сейчас пытаются приподнять нацию страхом, они говорят: «Нас ненавидят потому, что мы родились немцами». Ложь! Есть русская пословица: «Не за то бьют волка, что сер, а за то, что овцу съел». Мы ненавидим гитлеровских солдат не за то, что они родились немцами, а за то, что они фашисты и человеконенавистники. Нам чужда расовая или национальная ненависть. Мы не верим в мистику крови, но мы знаем, что значит восемьдесят лет прусского «воспитания». Мы знаем, что пруссаки, описанные Мопассаном, были первым изданием гитлеровской армии.

Мы не сжигаем книги Гете и Шиллера, не отрекаемся от старой немецкой музыки, не приписываем немецким романтикам первой половины XIX века ответственности за дела современной Германии. Нет, не мы сжигаем книги. Не мы судим человека по форме носа. Но мы не слепцы. Нас не обманет мундир или сюртук, за который в нужный час собираются спрятаться гитлеровцы, заявив, что они, мол, не отвечают за поступки свалившегося им на голову тирольского ефрейтора.

Горечь многих прозрений нас не ожесточила. Я по-прежнему верю в торжество справедливости и человеческого братства. Наш народ стал ближе другим в эти дни испытаний. Он понял народ Англии и Америки. Он испытывает братскую любовь к порабощенным, но не укрощенным народам Европы. Его сознание расширилось. Боевая дружба весит больше всех отвлеченных мыслей о солидарности. Сейчас не принято говорить хорошо о будущем. Народы обожглись на молоке, и они дуют на воду. Но да позволено мне будет сказать, что за огромной европейской ночью я уже вижу узкую полосу света.

Мы вступаем в третий год войны без задора, без песен. Мы не скрываем всей меры нашего горя. В эти дни затишья как-то особенно ясно каждому, сколько беды принесли нам захватчики. Нам очень тяжело. Но этот третий год нашей войны должен стать последним. Мы выстояли, когда нельзя было выстоять. Мы должны победить теперь, когда можно победить. В дни затишья на нашем фронте солдаты, раскрывая газету, жадно читают телеграммы из Лондона. Мы ждем. Наше ожидание теперь лишено горечи. Мы ждем, уверенные в нашей силе и в силе наших союзников. Мы знаем то смятение, которое охватило гитлеровский рейх. Ему нельзя дать передохнуть. Ему нельзя подарить отсрочку.

В тишине слышно все: дыхание жертв, и тишайшие жалобы, и часы истории. Мир натерпелся. Мир и мы. О развязке мы говорим как о глотке воды, как о струе воздуха, как о самой жизни.

9 июля 1943 года

Мы присутствуем при довольно необычайном явлении: немцы ведут наступление, отрицая при этом, что они наступают. Здесь сказывается страх Гитлера, немецкого командования перед Германией. Опасаясь неудачи начатой операции, германское командование, Гитлер страхуют себя не только от русских снарядов, но и от немецких шептунов. Если немцам удастся прорваться вперед, он скажет: «Наше контрнаступление принесло блестящие результаты». Если Красная Армия отобьет все удары, Гитлер заявит: «Мы и не думали наступать».