Летопись мужества

В годы испытаний ярче всего сказалось величие нашего народа: не розами проверяют крепость сердца — железом. Разгадка нашей победы — в 1941 и 1942 годах. Есть минуты, когда человек один в душевной глубине решает вопрос жизни и смерти. Немцы быстро продвигались вперед. Горели наши города. Дивизии попадали в окружение. Но наши люди не пали духом, не покорились. Сказалось все, что предшествовало испытаниям: рождение нового мира, равное сдвигу геологических пластов, рабфаки и ясли в колхозах, и домны Кузнецка, и Шекспир на сцене глухого поселка, и многомиллионные тиражи книг. Один из умных немцев, генерал Детлинг, в дни германских побед составил записку об отношении русского населения к оккупантам: «Подавляющее большинство не верит в победу немцев. Молодежь обоего пола настроена просоветски и недоверчиво относится к нашей пропаганде. Эти молодые люди с семилетним и выше образованием ставят вопросы, позволяющие судить об их высоком умственном уровне, они читают сохранившуюся советскую литературу». Были учителя и писатели, люди мысли и сердца, четверть века они сеяли, не зная, увидят ли плоды. В 1942 году мир изумился духовной силе России. То было плодами долгих лет. Напомнить ли о том, как радист передавал «огонь на меня», как, вздохнув, полз красноармеец с гранатой под вражеский танк, как девушки молча умирали в застенках гестапо? Напомнить ли о мужестве тыла, рабочих, которые спасали заводы, женщин, которые в полях работали за мужей?

Писали о подвигах, то есть о тех эпизодах, которые останавливали на себе внимание необычностью, потом и подвиги стали будничными, ибо героизм был воздухом — им дышали и его не замечали.

Мы счастливы, что отстояли не только родной дом, но и то солнце, которое светит всем. Мы счастливы, что мы помогли французам освободить Париж, англичанам спасти Лондон. В годы войны мы острее почувствовали то братство, которое вяжет людей труда, всех друзей свободы. Мы знаем, что пережили народы, попавшие в руки фашистов, и наш боец без слов поймет француза или норвежца…

Сейчас не яркий полдень, а рассвет. Слишком много пережила Европа, чтобы отдаться буйной радости, слишком много пустых мест за столом. И все же новый день начинается. Обновления жаждет и Париж, и Милан, и Роттердам, и Афины, и Варшава. Корабль Лютеции отчалил, и все, кто знает историю Франции, верят, что он дойдет до новых берегов.

Мы знали победу, когда она шла в наших боевых порядках, с солдатами отогревалась у костра. Теперь победа среди знамен на парадах. Скоро она войдет в каждый дом, станет ощутимой, теплой, близкой, надрежет хлеб, пригубит вино. И тогда люди почувствуют вкус победы, вкус выстраданного счастья.

От составителя

Хорошо известно, какой популярностью пользовалась публицистика Ильи Эренбурга в дни Великой Отечественной войны. Это его статьи в одном из партизанских соединений специальным приказом запретили раскуривать, это ему посвящали свои «боевые счета» снайперы, это его в одной танковой бригаде зачислили почетным гвардии красноармейцем. «…Его статьи, — вспоминал Сергей Наровчатов, — читались сразу же после сводки Информбюро, а то и раньше, поскольку сводку узнавали еще до „Красной звезды“ из дивизионной и армейской печати. Эренбурговские статьи, фельетоны, заметки проглатывались залпом. Возбуждающая сила строк поражала своей мгновенностью и безотказностью. Ненависть к фашистам у солдат была естественна и неостановима, но эренбурговские строки обостряли, нацеливали и давали ей, вместе со всероссийским и всесоветским, всечеловеческое обоснование». Люди военные, как известно, пользуются определениями точными и взвешенными, и когда маршал И. X. Баграмян писал: «Перо Эренбурга воистину было действеннее автомата», — это не комплимент, а деловая оценка боевой мощи публицистики Эренбурга…

Вспоминая о первых месяцах Великой Отечественной войны, Илья Эренбург писал: «Никогда в жизни я так много не работал, писал по три-четыре статьи в день; сидел в Лаврушинском и стучал на машинке, вечером шел в „Красную звезду“, писал статью в номер, читал немецкие документы, радиоперехваты, редактировал переводы, сочинял подписи под фотографиями… Начали приходить телеграммы из-за границы; различные газеты предлагали мне писать для них: „Дейли геральд“, „Нью-Йорк пост“, „Ля Франс“, шведские газеты, американское агентство Юнайтед Пресс. Приходилось менять не только словарь — для красноармейцев и для нейтральных шведов требовались различные доводы».