Летопись мужества

Вчера в институте керамики, как всегда, шли занятия: девушки рисовали на фарфоре цветы. Вдруг одна встала: «Нужно учиться кидать гранаты, бутылки с горючим…» Ее все поддержали. Милая курносая Галя говорит мне: «Каждая из нас, если до того дойдет, убьет хоть одного фашиста». Это не бахвальство. Каждый человек волен выбирать судьбу. Москва, как Галя, свою судьбу выбрала: если ей будет суждено, она встретит смерть, с одной мыслью — убить врага.

Актеры Камерного театра разбирают станковый пулемет, а два часа спустя гримируются, играют, повторяют торжественные монологи. Студентки литературного факультета, влюбленные в Ронсара или в Шелли, роют противотанковые рвы. Все это без патетических слов, без криков, без жестов. Героизм Москвы на вид будничен. Москва любила яркие хламиды — для масленицы, для театра, для праздника. Она веселилась в звонкой одежде рыцаря. Она идет навстречу смертельной опасности в шинели защитного цвета.

Сколько испытаний для женских сердец: от утра, когда ждет старуха мать почтальона — у нее четверо на фронте, до вечера, когда молодая мать, прижимая к себе младенца, прислушивается к голосам зениток. Москва всегда представлялась русским женщиной. За Москву, за мать, за жену сейчас сражаются люди от Орла до Гжатска… И женщина Москва подает бойцу боеприпасы, готовая, если придется, схватить ружье и пойти в бой.

Врагу не найти своей, второй Москвы: Москва одна. Я видел, как читали подросткам статью Ленина из «Правды» 1919 года «Москва в опасности». Они слушали угрюмо, потом загудели: «На фронт!» А в это время в московских церквах служили молебны за защитников Москвы, и старушки несли в фонд обороны обручальные кольца и нательные кресты.

Врагу не вызвать паники. Я слышал, как немцы по радио говорили: «Удирают красноармейцы, комиссары, жители». Это мечта Берлина. А Москва молчит. Она опровергает ложь немцев молчанием, выдержкой, суровым трудом. Идут на фронт новые дивизии. Везут боеприпасы. И город, древний город, моя Москва, учится новому делу: стрелять или кидать гранаты. И каждый день на фронтах, не только под Вязьмой, на далеких фронтах — у Мурманска, в Крыму — слышится голос диктора: «Слушай, фронт! Говорит Москва». Это коротко и полно значения. Пушкин писал: «Москва… как много в этом звуке для сердца русского слилось!» Не только под Вязьмой, от Мурманска до Севастополя миллионы людей сражаются за Москву.

Люди столпились, молча читают сводку. Все понимают: настали суровые дни. Что будет с Москвой?..

Сейчас мне рассказали о судьбе связиста Печонкина. Он был на наблюдательном пункте возле Гжатска, продолжал работать. Израсходовав все патроны и гранаты, он передал по проводу: «Работать дольше нет возможности. Немцы напирают со всех сторон. Иду врукопашную. Живым не сдамся».

11 октября 1941 года

В часы опасности сказались единство, крепость нашего народа. Несколько лет тому назад возле маленького города меня взял на свою телегу колхозник: согласился довезти до станции. Всю дорогу он ругал местные власти: секретаря районного Совета, начальника милиции, заведующего кооперативом. Я молчал. Вдруг колхозник сказал: «А ты кто будешь? Может быть, шпион? Покажи документ…» Я засмеялся: «Почему?» — «Ругаешь наших». — «Да ведь ругал ты…» И тогда колхозник ответил: «Мне ругать можно. Моя власть, вот и ругаю…» Я вспомнил эту историю потому, что она объясняет силу нашего сопротивления. Не механическая дисциплина, но глубокое народное сознание преграждает врагу путь к Москве.

Дороги из Москвы на запад и на юг: идут в бой свежие части, танки, везут боеприпасы. Эшелон за эшелоном. Регулировщики с флажками. Город ощетинился. Лица строже. В коридорах университета, в фойе театров, в кафе и столовых слышишь разговоры о том, как пользоваться бутылками с горючим, как стрелять из ручного пулемета, как рыть противотанковые рвы.

Бои на всех фронтах — от Орла до Гжатска — отличаются невиданным ожесточением. Пленные говорят, что им обещали: «Возьмите Москву, и будет мир». Немцы идут на смерть, чтобы выпросить себе у судьбы жизнь. Среди пленных попадаются солдаты, две недели тому назад привезенные из Франции и Бельгии. Гитлер оголяет побережье Атлантики. Его расчет прост: бить врагов, пока его враги не объединились. Немецкие танки сделаны не только в Германии, но и на парижских заводах. Немцы там тоже куют оружие против нас.

Красная Армия упорно обороняется. Третий день идут бои севернее Орла: немцы пытаются пройти к Мценску. На Западном фронте немцы прорвались к Бородину. Можно утром выехать из Москвы на фронт и вечером вернуться в редакцию…

Я видел артиллеристов. Они угрюмо повторяли: «В Москву мы его не пустим». Под частым холодным дождем…