Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря

Мало этого было Ивану Тихонову; чтобы доказать необходимость соединения, он прямо свидетельствует, что о. Серафим не давал заповеди о приеме в мельничную обитель одних девиц. Следовательно, он уничтожает основные заветы общины, установленные Самой Царицей Небесной. По этому одному можно судить: был ли он учеником и другом о. Серафима? Так, пишет он (с. 103), что обе общинки «едва не разделились на две самостоятельные обители, тем более что и посторонние лица, вмешиваясь в дела ее (!), желали также этого разделения и хлопотали уже о том, чтобы в одной части обители находились вдовствующие, а в другой — девицы, каждая под управлением особой настоятельницы. Но так как на такое неосновательное разделение не было никакого благословения отца Серафима, то и высшее начальство, по промыслу Божию, не утверждало этого разделения, но нашло полезнейшим и необходимым соединить их под единственной настоятельницей».

Мы видели, как о. Серафим строго наказал священнику о. Василию, Мантурову, Ксении Васильевне и другим сестрам держаться этого разделения и объяснял причину, говоря о различии молитвы и духовного пути женщин с девицами и находя духовный вред в совместном жительстве их в обители. Действительно, о. Серафим предсказывал, что произойдет соединение, несмотря на его завещание, но выяснил, какое будет различие между лаврой, то есть обителью матери Александры, и киновией — своей обителью.

Далее Иван Тихонов описывает (с. 1o8) торжество праздника 28 июля, которое, может быть, и было в его сердце и у «Иоанновых сестер», как называл сторонниц его о. Серафим, но не в обители батюшки Серафима и матери Александры.

«Когда теперь все сестры обратились к начальнице с поздравлением, как к своей матери, она, в сознании своих недостоинств, отнесла всю свою и общую их радость к промыслу Божию и к предстательству Царицы Небесной за молитвы о. Серафима и благословила сестер обратиться с теми же чувствами благодарности и ко мне грешному, как участвующему в устройстве обители, по благословению о. Серафима. Я же, со своей стороны, взаимно поздравлял их с милостью Божией и Царской и напоминал им то, что внушал мне (?) напоминать им великий старец, чтобы с сих пор всегда было у них одно сердце, то есть чтобы между ними царствовали мир, любовь и согласие и прочее, что мне внушил Господь (?). После того начальница в сопровождении всех сестер отправилась в трапезу. Многие из сестер, живших при мельничной обители, вспомнили в это время (?), как старец говорил им, что придет к ним Ирина Прокофьевна и многих приведет с собой. Так называлась теперь начальница, и она действительно вела за собой целое стадо сирот. Во все время трапезы начальница и сестры были в той же, как и прежде, изумительной радости и как бы вне себя от избытка душевного утешения. Они только смотрели друг на друга, плакали и улыбались, а не трапезовали. По окончании трапезы и по молитве, когда стали благодарить начальницу, одна из стариц, уставщица левого клироса (Агафья Егорова), вдруг подошла к ней и начала просить благословения петь Пасху по случаю этого торжества. Но начальница хотя и разделяла ее восторг, однако со смирением отвечала ей, что ведь здесь о. Иоанн (Иван Тихонов) и чтобы она пошла и спросила у меня. Я между тем пришел к концу трапезы, дабы видеть, чем кончится все это радостное событие. Когда она подошла ко мне просить моего согласия на свое желание, я хотя и удивился в начале ее просьбе, но потом нашел, что по случаю такого торжества и радости их по всему было прилично петь Пасху; все, что я видел в них в эти минуты, приводило меня в восторг: я видел в них земных ангелов и отвечал старице: Господь вас благословит. Они тотчас же и запели все: Да воскреснет Бог и расточатся врази Его. Пасха священная нам днесь показася и т. д. И когда начали петь: Сей день, его же сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся в онь, я, бывши до сих пор сам в восторге, вдруг вспомнил слова о. Серафима, что будет время, когда сироты от радости среди лета запоют Пасху; и, давши им кончить все песни, подозвал к себе ту старицу, которая испрашивала моего согласия, и спросил у ней: "Кто вразумил тебя петь Пасху?" Она отвечала: "Никто; мне самой пришла эта мысль на сердце". Тогда я снова обратился ко всем сиротам и сказал: "Слышите, сестры, вспомните слова о. Серафима, что он говорил вам: терпите, терпите, Господа ради, все болезни и скорби, у вас будет такая радость, что среди лета запоете Пасху!"»