В 1859 году выбившаяся из сил в борьбе с о. Иоасафом и запутанными делами Дивеевской общины начальница ее Е. В. Ладыженская, чрезвычайно слабохарактерная, ничего не понимавшая в ведении хозяйства и нервно больная, решилась совсем покинуть Дивеево, но прежде для вида отпроситься в Москву для поклонения мощам преподобного Сергия и к себе в г. Пензу. От казначеи Е. А. Ушаковой не могло скрыться, что Екатерина Васильевна собирается совсем со своим имуществом из обители, и она в ужасе и страхе просила объяснить намерения начальницы, заявляя при этом, что она отказывается от должности и исполнения обязанностей начальницы по случаю ее отъезда. Сперва Ладыженская успокаивала Елисавету Алексеевну, говоря, что она еще, вероятно, вернется, но потом сама была не в силах скрывать истину и призналась в решении совсем покинуть обитель. Испуганная своим положением, Елисавета Алексеевна заболела. Тринадцать дней она лежала без памяти, получив в управление общину, в которой ничего не было и даже нечем было замесить хлебы; духовная и нравственная сторона пошатнулась от раздвоения сестер на два лагеря, и на обители считалось 13 тысяч долга. Твердая в своем решении удалиться, Е. В. Ладыженская уехала и из города Пензы подала прошение об увольнении на покой. Когда Елисавета Алексеевна несколько оправилась, то поехала в Нижний Новгород к преосвященному Антонию отказываться от настоятельства. Владыка, видя положение дел общины, мог только посоветовать одно: потерпеть. Таким образом Елисавета Алексеевна, невольно поставленная Провидением во главе Дивеевской обители, вернулась домой совершенно разбитая, больная, с ней делались беспрестанно дурноты и обмороки.
С 1842 года в Дивееве проживала, кроме Христа ради юродивой Пелагеи Ивановны Серебренниковой, еще блаженная Наталья Дмитриевна. О ней имеются весьма скудные сведения, так как она из смирения никогда ничего не рассказывала о себе, но, по собранным показаниям от современниц ее в обители, была родом из Оренбургской губернии, принадлежала к крестьянам казенного ведомства и проживала по увольнительной бумаге от своего общества на бессрочное время. В 1848 году весной она пришла в Дивеевскую обитель на богомолье со странниками и осталась в ней по благословению начальницы Ирины Кочеуловой и с согласия казначеи Юлии Маккавеевой и благочинной Татьяны Бучумовой. Ее поместили в келье Прасковьи Павловны Ерофеевой. Некоторые странности ее, которые присущи всем блаженным, вначале выводили из терпения сестер и начальствующих в обители, так что в конце лета того же 1848 года казначея Юлия Маккавеева хотела ее выслать за то, что она становилась в церкви около клироса с непокрытой головой и гримасничала. Несмотря на замечания, она не слушалась, но когда был назначен день ее высылки, то в эту ночь благочинная Татьяна Бучумова видела сон, что будто бы блаженная Пелагея Ивановна Серебренникова пришла к ней в келью и показала ей бумагу, на которой было написано крупными буквами: «Не трогайте Наталью, ей назначено здесь жить!» С тех пор ее действительно не трогали, и она до сего времени проживает в Дивеевской обители.
С начала своего вступления она, по показаниям Е. А. Ушаковой (впоследствии игумений Марии), знала всегда только одну церковь, в которой находилась ежедневно у всякой службы; никогда не ходила по кельям, кроме своей, и имела сестру для присмотра за ней. Послушание ее было: читать по ночам Псалтирь и потом в полночь ударять в колокол на полунощницу. Как писала Елисавета Алексеевна: «По своему блаженному пути Наталья имеет свои странности, ходит боком, не позволяет обходить кругом себя и тому подобное, но все эти ее странности никому не вредят. В свободное от молитвы время она занимается чтением духовных книг, но более всего она любит читать Евангелие. Преосвященный Иеремия, посещая нашу обитель, каждый раз приказывал ей одеться в черное платье, чтобы быть в числе сестер обители, но она не переменяла своего пути и говорила: "Я от рождения дурочка и недостойна носить, что монашки носят". Сестрами она уважаема; но всеми ли, это неизвестно, потому что она находится всегда в церкви и некоторым иногда делает замечания. Странники же ее уважают по ее назидательным наставлениям».
При составлении этой летописи Серафимо-Дивеевского монастыря желательно было иметь более подробные сведения о Наталье Дмитриевой, и поэтому мы обращались к ней с просьбой написать о себе, но она положительно нашла невозможным что-либо передать, что могло послужить к ее земному прославлению. Нам остается к вышесказанному прибавить свои личные наблюдения.