Летопись жизни и творчества М. Ю. Лермонтова

«Мама говорит, что я сумасбродна, что этот поступок глуп и дерзок. Она действовала так усердно, что угрызения совести и слезы охватили меня одновременно. Я утверждаю (и это правда), что я не могла дать более сильного доказательства моей дружбы и уважения к поэту и человеку. Он говорит также, что он мне благодарен. Я была справедлива по отношению к нему, думая, что он выше пустого тщеславия. Он просит вновь альбом, чтобы написать другие стихи, так как теперь задета его честь. Одним словом, он ушел, довольно смущенный, оставив меня очень расстроенной. Мне не терпится его увидеть, чтобы рассеять это неприятное впечатление. Я надеюсь сделать это сегодня вечером на верховой прогулке с ним и Владимиром».

Майский, с. 154–155. Перевод с французского.

23 июня, 14, 15, 26–31 июля. Высочайшие приказы о поощрении.

Ракович, Приложения, с. 28–29.

5 июля. С. H. Карамзина сообщает в письме к сестре, E. H. Мещерской: «В пятницу <30 июня> мы совершили дальнюю прогулку верхом, а вечером у нас были снова наши завсегдатаи, включая Лермонтова, который как будто совсем не сердится на меня за мою дерзость» (имеется в виду уничтожение его альбомного посвящения. См. дату 19 июня 1839 г.).

Крымский обл. архив, ф.531,оп. 1, ед. хр. 14, л. 3 об.; Майский, с. 156. Перевод с французского.

22 июля. Лермонтов присутствует на чтении Ф. Ф. Вигелем его воспоминаний у Карамзиных в Царском Селе.

«В субботу <22 июля>, — пишет С. H. Карамзина, — у нас было много народу к обеду, в том числе Валуевы, Вяземский, Лермонтов и Вигель. Этот последний был причиной сбора — он должен был прочесть свои мемуары (братья тоже прибыли из лагерей). С половины 7-го до десяти часов не видали, как пролетело время, так мы были приятно поглощены чтением Вигеля. Даже Вяземский, который не из его друзей, был очарован. Это было остроумно, смешно, интересно, иногда глубоко, полно изящного стиля, когда он касался серьезного содержания; различные образы иногда даны рукою мастера… В десять часов вечера чтение было окончено, и мы всей компанией отправились на именины к Шевич» (фрейлина Александра Ивановна Шевич).

Майский, с. 157 (письмо С. H. Карамзиной к сестре, E. H. Мещерской от 24 июля 1839 г.). Перевод с французского.

25 июля (вторник). Лермонтов в Павловске на обеде у М. А. Щербатовой. Там же присутствовали С. H. Карамзина, А. Д. Блудова, А. А. Оленина.

Об этом обеде С. H. Карамзина писала E. H. Мещерской: «Вы можете себе представить смех, шалости, кокетство, шептанье… Они были очень заняты вечером <который собиралась дать по случаю своих именин 11 августа Оленина>, который называли вечером безумства. На вечер будут допускаться только мужья (не являющиеся мужчинами, как они говорили)… Я слышала, как княгиня Щербатова спросила Аннет <Оленину>: „Вы не приглашаете Софи? “. А та ответила: „Нет, Софи будет скучать, она любит беседовать, а мы будем лишь смеяться между собой и беситься“. Как вы думаете, я притворилась глухой, услышав это страшное слово. Лермонтов был удивлен моим серьезным лицом и видом, так что мне стало совестно, и я кончила тем, что вместе с ними стала шутить и смеяться от чистого сердца и даже бегать взапуски с Олениной», В тот же вечер Софья Николаевна разговорилась у себя дома с А. Д. Блудовой о Лермонтове в его присутствии: «Антуанетта Блудова сказала мне, что ее отец ценит его <Лермонтова>, как единственного из наших молодых писателей, талант которого в процессе созревания, подобно прекрасному урожаю, взращенному на хорошей почве, так как он находит у него <Лермонтова> живые источники таланта — душу и мысль».

Крымский обл. архив, ф. 531, оп. 1, ед. хр. 14, л. 11 и 11 об.; Майский ошибочно датирует события этого дня 30 июля (Майский, с. 161). Перевод с французского.

3 августа. Знакомство Лермонтова у Карамзиных с фрейлиной Натальей Яковлевной Плюсковой.

«В четверг <3 августа>, — пишет С. Н. Карамзина Е. Н. Мещерской, — у нас <на даче в Царском Селе> была Плюскова… Мы повели ее в Павловск, на вокзал, где я провела два очень приятных часа, прохаживаясь и болтая с Шевичами, Озеровыми, Репниным и Лермонтовым. Мадемуазель Плюскова обязательно хотела познакомиться с этим последним, повторяя десять раз согласно своей привычке: „Это и есть ваш герой? .. Я сердита, что не знаю вашего героя“, — и затем: „Ах, это поэт, это герой! Вам нужно будет представить мне вашего героя“. Я должна была это сделать, опасаясь какой-нибудь шалости с его стороны (я ему уже грозила, но он ответил мне гримасой), и я стала краснеть, как огонь, в то время как она рассыпалась в комплиментах по поводу его стихов. Он ей поклонился и воскликнул, глядя на меня: „Софья Николаевна, отчего вы так покраснели? Мне надобно краснеть, а не вам“ <слова Лермонтова написаны по-русски>. Нет возможности объяснить эту краску перед мадам Плюсковой, которая видела в ней новое доказательство моей страсти к малоделикатному герою, который этим забавлялся».