Летописцы Победы

Был еще в редакции член Союза писателей — Борис Песков из Воронежа. Соответствующий должности ему не хватило. Он был литсотрудник — и этим гордился. Выступал в газете и как прозаик.

Главным редактором газеты был полковник Дмитрий Александрович Чекулаев, кадровый политработник. При нашем знакомстве он рассказал о боевой обстановке. Войска 3-го Прибалтийского фронта, сосредоточившись на ближних подступах к Острову, Пскову, усиленно готовились к их освобождению. Начало — прорыв мощной, глубокоэшелонированной линии вражеской обороны, основу которой составляли железобетонные укрепления. Гитлеровцы устрашающе назвали ее «Пантерой» — запоздалая дань спесивой уверенности в своей непобедимости.

— Орешек, конечно, крепкий, — заметил серьезным тоном полковник, — только одна «Пантера» — на Курской дуге — уже не помогла захватчикам. Не поможет и тут. Но для этого надо хорошенько потрудиться. Нам в том числе. Ну а воинам — не привыкать.

В составе 3-го Прибалтийского в большинстве своем находились части и соединения, сражавшиеся с первых дней войны, прошедшие огромную закалку оборонительных и наступательных боев, громившие врага на полях Подмосковья, у стен Сталинграда, на Курской дуге, под Ленинградом, где никакие укрепления не стали для них непреодолимой преградой.

Главный редактор подчеркнул:

— Обратить всю силу наступательного порыва, весь боевой опыт на выполнение предстоящей операции готовятся войска фронта, значит, и его печать. А тон дивизионным и армейским газетам задавать нам. Из этого исходите. Что потребуется от обоих — еще поговорим.

И добавил:

— Пару дней передохните с дороги. Познакомьтесь с товарищами. Посмотрите подшивку. И — за дело.

Подшивку газеты посмотрели в избе, где помещался ответственный секретарь редакции Марк Постоловский, тоже из штатских. До войны работал в столичной печати. Худой, долговязый, очень интеллигентного вида. Усадил нас за маленький столик в углу. Знакомился, не отрываясь от гранок, макета:

— Собкорами были в «Комсомолке»? Значит, тоже москвичи. У нас многие из столицы. И газетчики, и полиграфисты.

Видно, душе теплее, когда земляки рядом. Своим занятием напомнил: рабочая пора в разгаре.

Едва мы углубились в подшивку, порог избы переступила пигалица в солдатской шинели. Очень бледное, усталое лицо. Пилотка зыбко держалась на волнистых прядях черных волос. Осторожно ступая, чтобы меньше наследить яловыми сапогами, подала Постоловскому стопку исписанных листов.

То была Тоня Лисянская, жена поэта, радистка, почти не ведавшая передышки для того, чтобы воинам пораньше прочесть сводки Совинформбюро, узнать, что происходит в родной стране, за рубежом. Принимались вести из Москвы на слух сквозь атмосферные помехи, с предельным вниманием. Малейшая неточность, пропуск единого слова недопустимы.

Ответственный секретарь с благодарностью посмотрел на Лисянскую, просяще произнес:

— Продержитесь, Тоня, еще чуть-чуть. Вчера снова запросили подмогу.

В ответ короткое тоненьким голосом:

— Конечно же.

Когда ушла, Постоловский рассказал: в сорок первом Лисянская добровольцем ушла на фроит, служила с мужем в дивизионке, в армейской газете. Вместе оказались во фронтовой. Последнее время пришлось рацию обслуживать одной, без сменщицы, по многу часов не отходить от аппарата. У нее крайняя степень нервного истощения.

Сменщицу прислали через две недели — ленинградку Нину Дорохову. Лисянскую сразу надолго уложили в госпиталь.

Еще одно знакомство — с полиграфистом лейтенантом технической службы Андреем Терещенко. Пришел к Постоловскому доложить, что забарахливший было линотип за ночь отремонтирован, действует надежно. У ответственного секретаря вырвался вздох облегчения:

— Очень вам благодарен, а то беда…

У молодого, рослого Терещенко лицо бесстрастное, даже хмурое. Потом я не раз видел его таким. Узнал: тяготится человек тем, что он на войне, а не воюет. Сверстники командуют взводами, ротами… Нет, он понимает всю необходимость своей работы для фронта. Но все же, может быть, кто-либо другой. А то все время во втором эшелоне, в относительной безопасности. Но легко ли найти замену прекрасному специалисту? И Чекулаев был неумолим: каждый находится на войне там, где нужен. А безопасность здесь относительная.

В октябре, после освобождения Риги, мы похоронили погибшего Андрея Терещенко с воинскими почестями на городском кладбище…

Снова открылась дверь избы. Появился капитан среднего роста, плотно сложенный, без шинели, с орденом Красного Знамени и медалью «За боевые заслуги» на суконной гимнастерке. Правая рука в черной повязке. Планшет перетянут резинкой — фронтовая привычка строевых офицеров. То был Юрий Севрук. Левой рукой крепко пожал наши руки:

— Еще пополнение. С прибытием!

Пришел к Постоловскому поделиться огорчением: опять главный редактор ответил отказом на просьбу отправить в действующие части.

Постоловский воскликнул:

— Ну и правильно! Надо окончательно окрепнуть.