Капиталы, вытекающие за рубеж, хотя бы частично развернуть — и тоже направить в указанном направлении.
Законодательно определить, что дети государственных чиновников получают среднее и высшее образование только в России — тогда власть вложит все средства в то, чтоб их отпрыски получали достойные знания здесь.
Школы и университеты, детская медицина, детский спорт, кружки и секции, детские научные журналы, детские телеканалы, детские радиостанции — это должно быть сделано лучшими умами страны и обладать всеми необходимыми качествами: отсутствием государственного догматизма, сверхинтересностью, высоким интеллектуальным уровнем.
Каждый ребёнок должен быть — в самом лучшем смысле — поставлен на учёт.
Каждого ребёнка мы должны воспринимать как национальное достояние.
Путин и вся его рать, все Михалковы и каждый Кара-Мурза, Лимонов и Навальный, Гребенщиков и Шевчук, «синие ведёрки» и экологи, «Эхо Москвы» и лично Эрнст, либералы и националисты, Перельман и Канделаки, Ходорковский и его прокуроры, Волочкова и Валуев, Церковь и фейсбук, Собчак и Виторган, экстремисты и центр «Э», Калининград и Владивосток — все должны понять, что всякая тема по отношению к теме детей является вторичной, потому что национальное спасение — только здесь.
Через шестнадцать лет после своего рождения ребёнок должен получить то, чего никогда не получали дети ни одной нации мира.
Он должен говорить как минимум на трёх языках. Владеть как минимум одним ремеслом. Играть как минимум на одном музыкальном инструменте. Быть профи как минимум в одном виде спорта. Знать алгебру и физику, анатомию и астрономию. Увидеть и покорить географию всей страны, от края до края. Ориентироваться в тайге и в экономических школах. Подшивать воротнички и вязать носки. Помнить наизусть как минимум по одному стихотворению ста поэтов и уметь разыграть как минимум сто самых известных партий в шахматы. Представления его о чести и совести должны быть определённы, а не бесконечно расплывчаты, как у нас. Образцами его поведения должны стать святые и подвижники, образцами его речи — поэты и пророки. Он должен уметь стрелять, петь, танцевать двадцать разных танцев, молиться, управлять любым видом транспорта, включая летательные аппараты, плавать под водой, создавать и взламывать компьютерные системы, оказывать первую медицинскую и последнюю психологическую помощь, принимать роды и знать поминальные причты.
Всякая строка бюджета, связанная с детьми, должна быть самой жирной строкой бюджета, она должна отекать от переизбытка как Сочинская олимпиада, не меньше.
Интеллигенция должна пойти к детям, как народники уходили в народ. К детям надо плыть, как Колумб поплыл в Америку. В отличие от Колумба у нас есть шанс найти сразу и Америку, и Индию, и даже Россию.
Представляете, прошло двадцать лет — а у нас двадцать миллионов новой, с иголочки, элиты?
То, что мы через двадцать лет не узнаем своей страны, едва такие дети войдут в жизнь, — это полдела.
То, что мы сами захотим стать хотя бы слабым подобием своих детей, — другие полдела.
Самое важное, что никаких других шансов у нас просто нет. Мы отработанный материал, надо честно себе в этом признаться. Каждый из нас, может быть, и хорош, в целом мы — годимся только на то, чтоб уступить дорогу тем, кто даст нам право добраться до своего предела и не заголосить от ужаса, оглянувшись назад.
Национальная идея есть, осталось заставить работать на неё всё это государство и всю нацию целиком — на все его и наши оставшиеся мощности.
Путешествие на воздушном шаре в идеальной компании
По большей части мы не служим в армии, не ездим на великие стройки, не покоряем гор, напевая «…пусть он в связке в одной с тобой…», не спешим на покос всей деревней, не тушим пожары целой слободой.
У человека пропадают некоторые столетиями присущие ему качества.
Он привыкает быть один.
Отныне другие — это если не ад, то маета и суета точно.
Мы встречаемся, только чтобы потанцевать. Впрочем, и танцы должны быть такие, чтоб слишком долго не держать друг друга за руки. Сейчас вообще за руки держаться не очень принято.
Уметь быть независимым — нелишнее. Впрочем, порой возникает ощущение, что люди сутками торчат в социальных сетях в силу той причины, что независимость их наигранная, неорганическая. Если ты такой независимый, чего ты всё время напоминаешь о себе?
В любом случае, плохо не когда ты научился быть независимым, а когда ты положил все силы на то, чтоб ничьё благополучие не зависело от тебя.
Люди так страстно, так самолюбиво повторяют «Я отвечаю за себя сам!» — но слышится при этом «Я ни за что не хочу отвечать!».
Сначала мы хотели, чтоб у нас было меньше детей. Теперь мы вообще не желаем жить парами. Куда будет следующий шаг, я не знаю, да и не очень интересуюсь.
Мои личные, не претендующие на статистику наблюдения говорят о том, что разносчиками новой самодостаточной философии бытия являются городские дети, выросшие в одиночестве, с минимальным количеством сестёр и братьев поблизости или вовсе без них.