Летучие бурлаки (сборник)

«Внешний образ раба, в котором находится наш народ… не может служить возражением против её призвания, но скорее подтверждает его. Ибо та высшая сила, которую русский народ должен провести в человечество, есть сила не от мира сего», — писал философ Владимир Соловьёв.

Вы можете сказать, что в этом и кроется исток извечной русской безответственности, а мы ответим, что в этих, более ста лет назад сказанных словах Соловьёва кроется пророчество того, что русский первым шагнёт в космос: если сила его не от мира — ему за пределы мира и предназначен первый шаг.

Русский характер силён тем, чем слаба русская душа.

Русский характер безропотен — русская душа гонима, бита.

Русский характер суров, твёрд, морозоустойчив — русская душа приморожена, припорошена, медленна.

Русский характер говорит сам за себя — русская душа малословна, а то и бессловесна. Поэтому всегда присматривайтесь к тому, кто кричит, что он самый русский: русские, как правило, не кричат. Разве что «ура!», да и то, чтобы переорать смерть.

Русский характер к брани не склонен: всякой руганью у нас занимаются отдельные специально обученные, подлые люди: блатные, государственные патриоты. Русский делает своё дело молча, никого не пугая, а русская душа сама всего боится: а вдруг я корява, крива, косолапа? — лучше смолчу!

По сути своей русский характер беззлобен (иначе перебили бы ещё тысячу лет назад всю чудь и мордву вокруг, а не жили бы так, как её и нету), а душа — доверчива, оборачивается на любое тепло, хоть оно зачастую обманное.

Русский характер не склонен к покаянию, потому что русская душа всегда раскаянна. (Да и не вред помнить, что на нашем покаянии чаще всего настаивают чужие — это ли не невидаль! Мы убивали сами себя, а каяться должны перед европейцем или родства не знающим космополитом. Что за глупость! Мы готовы перед собой покаяться, но с чего нам каяться перед тобой, пришлый человек? Иди себе с Богом, не мозоль глаза, без тебя тошно… А если ты вдруг русский, так кайся тогда сам, а не проси об этом соседа.)

Русский характер готов к плохому как к родному. Русская душа не имеет интуиции — а зачем: она и так знает, что всегда будет трудно. В России всегда было мало предсказателей, только юродивые. Юродивые праздники не предсказывают. А зачем предсказывать — наши праздники мы и так помним: Христос родился; война закончилась. Вокруг них и хороводим.

И для русского характера, и для русской души Родина — высшая свобода.

Нам объявили, что свобода заключается в перенесении физического тела из точки А в точку Б. Запутали нас — и корова, наевшись дурной отравы, однажды сорвалась с привязи, побежала на лужайку за бадминтоном и десертом (пока ещё бегает, резвится, а ведь на её вопрос «где мой десерт?» могут однажды ответить: «десерт — это ты»).

Путешествие — это хорошо, любопытно, но свобода всё равно в другом. Некоторые уже догадались о том. Не догадались только бестолковые, но от них не избавишься, их надо беречь, чтоб не быть на них похожими.

Центр тяжести всегда внутри человека, а не вовне его.

Сергий Радонежский никогда не был за границей. Протопоп Аввакум не был. Александр Пушкин никогда не был за границей. Серафим Саровский не был. Зоя Космодемьянская тоже не была.

Или вы всерьёз думаете, что свободнее их?

Лев Толстой и Сергей Есенин были за границей — но бежали оттуда, сломя голову. Унесли в себе свою неизъяснимую свободу.

В той деревне, где я живу, — десять лет назад не жил почти никто: один дед, один алкоголик, один ослепший мужик с женою — в деревне слепому проще, повсюду — простор, запнуться не за что.

Вокруг лес, дороги сюда никакой, ни один трамвай не докатится, даже если заблудится.

Но в последние три года сюда, один за другим, стали возвращаться дети, выросшие тут в восьмидесятые и девяностые: ну, из поколения «свободных».

Каждый в городе нажил свой трудный рубль, посетил Европу, Азию, дальние материки. Прошло два десятилетия и — повлекло в дом.

За всю страну не скажу, а тут вижу: появились у прадедовых ветхих изб крыльцо спереди и пристрой сбоку, сняли старую крышу, покрыли новую, баньку возвели, отыскали печников — сложили новые печи в домах (газ сюда не провели, у нас чаще газифицируют, скажем, Чечню, до Чечни трубу ближе протянуть; что ж, мы всегда так делали).

В любой свободный день, во всякий выходной соседи мои съезжаются сюда, привозят детей. Развлечений тут никаких — вышел в лес, вернулся из леса. Дошёл до реки — пришёл обратно. Никакой свободы, одна природа. Но не надоедает никому. Все мечтают спрятаться здесь и никуда больше всерьёз не выезжать.

Летом тут жарко, зимой — холодно, всегда холодней, чем в городе. Сейчас, хоть и до весны рукой подать, а всё равно минус 27.

Соседи затопили печи.

Посмотрел в окно: стоят дымные столбы — придерживают небосклон.

Летучие бурлаки и улыбчивые дворяне

Отшельник, воин, человек книжного знания, многодетный отец, бессребреник, лётчик-испытатель, монах. Такие редкие нынче типы, один их вид вызывает скучающую гримасу: ну да, бывает.