Летучие бурлаки (сборник)

Непонятно кто! Потому что тут никого не было, кроме вот этой самой отсутствующей напрочь «политической нации», «народа безмолвствующего», быдла в ватничке.

Озадаченные люди в кремлёвских стенах наспех вылепили нового урода, чтобы жить у него внутри.

Теперь уже на угарно-патриотическом желтке: «старые песни о главном», братья Якеменко — два ряженых опричника, ледяной антидекадент Сурков, сто тысяч яйцеголовых пионеров из селигерских болот со своим хоровым «ква-ква»… но если всё это поскрябать, то внутри неизбежно обнаруживался тотальный «Дом-2», миллионы подростков, выращенные Ксенией Собчак — тонкой, глазастой девушкой, оказавшейся самой большой и убедительной наседкой на всю страну, наплодившей целое поколение порчаков; плюс к тому — расцвела идеология непобедимого гламура, как с горки покатились бесконечные глянцевые журналы, приличные люди вместо «здравствуйте» произносили сорок тысяч раз в сутки: «Пора валить», «Хочу в Европу», «Здесь нечего ловить».

На этом фоне «Завтра», «Лимонка» и «Наш современник» со своим «тёмным бормотаньем» (Т.Н.Толстая) казались идиотической древностью.

Любимый писатель страны стал — Акунин. Писательница — Людмила Улицкая. Для тех, кто лучше продвинут, — Сорокин. Сорокин придумал фельетон про «День опричника», который «всё объяснил» (ничего не объяснил, прокатился по ледяной поверхности на коньках, сделал тройной тулуп, словил аплодисменты). И Пелевин, конечно, — ведь он первым создал могучую философию, внутри которой так уютно. Суть философии прекрасна и успокоительна, она гласит: всё видимость и прикол.

И тут, ч-чёрт, раз — и эта, ещё более убедительная конструкция, тоже треснула и, скрипя что-то вроде «Ново… ррро… сссия», поехала на бок.

Снова выяснилось, что видимость — реальна и ничего тут прикольного нет. Всё живое и кровоточит.

Кто это сделал, ау?

Да бог его знает.

Не правитель же, не его премьер.

Какая-то вечно отсутствующая «политическая» нация снова повела плечом, печь крякнула, запахло палёным, во все сторону побежали из щелей тараканы и мыши.

Раздалось привычное: «Сейчас всё рухнет!»

Ничего ещё не случилось, но всё равно всех, всех, всех не покидает ощущение: «Здесь кто-то есть». «Где здесь?» — «Не знаю где — там внутри, в печке, в подполе — там кто-то живёт!»

Там кто-то живёт, да. Оно.

Оно всё время требует своего. И даже, время от времени, — добивается.

Только одно непонятно: как оно это делает? Оно же ничего не делает! Ни-че-го! Оно просто живёт внутри.

Необъяснимо.

Юный, злой, левый

Быть левым — правильно. Быть левым — модно. Левый — значит: свободный, смелый. Талантливый, открытый, самоуверенный.

Левый — это поэзия, это юность.

Левый вышел на площадь.

Левый сказал своё слово.

Президент спросил недавно у группы из пятисот писателей: «Разве кто-то у нас хочет повторения 1917 года?»

В зале не было Лимонова, никто не ответил.

В зале не было Маяковского и Велимира Хлебникова. Не было Блока и Сергея Есенина.

Были какие-то другие люди.

Господин президент, это вы не хотите 1917-го, говорите про себя.

Тут есть желающие 1917 года.

1917-й может случиться.

То, что в столичных модных заведениях, на выставках и в театрах, в социальных сетях, в красивых журналах и на прикольных радиостанциях правят бал люди, для которых «левый» означает «маргинал», «лузер» и «невежественный человек», — признак лёгкого вывиха мозга новейшей российской интеллигенции, студенчества, креативного класса.

Многие из них не любят власть (это прикольно, так принято, это комильфо), но в данном смысле рассуждают точно так же, как власть.

Тем временем мир левеет. Европа, на которую ссылается наша интеллигенция, — радикализируется, и лишь печалится, что у них нет сильных и злых «левых» партий.

Европу ожидает череда восстаний.

На фоне итальянской, греческой, французской или египетской молодёжи современная российская часто выглядит ленивой, мягкотелой, плывущей по течению.

Её научили, что это «цивилизованно», это — «как у них».

Мне об этом как-то говорил господин из правительства: надо учиться цивилизованному протесту.

А что, мы «за».

Только не надо ходить в Бирюлёво, надо стремиться в Кремль.

И если мы научимся цивилизованному протесту, в вашей брусчатке не останется булыжников.

Осталось объяснить, как быть и чем заняться новой русской молодёжи, а то они до сих пор думают, как господин из правительства.

Мало того, как только начинается праздник, сразу же выясняется, что Акунин, Немцов и Сванидзе тоже думают точно так же.

Все они — за «эволюцию».

Каждый из них хорошо выглядит, но это же силиконовые пенсионеры, у них давно должны быть внуки: дедушка, а покачай меня на своей силиконовой ноге. Откуда такой скрип, дедушка? Ой, у тебя нога отвалилась.

И глаз выпал.

Политическую моду определяют люди, которые одеваются в очень дорогих бутиках, но на поверку каждый из этих бутиков — секонд-хенд. Они были молодыми, когда вы ещё не родились.

Они говорят, что не надо социализма, потому что они это уже проходили.

«Дедушка, я вырос, я хочу влюбиться!» — «Не надо, мы это уже проходили. Влюбляйся в меня».