Летучие мыши

                        Кум увидел, как медленно открылась огромная дубовая дверь, и на высокое крыльцо шагнул высокий черноволосый мужчина. В углу его рта висела сигарета. Он что-то прятал за спиной, и Кум стал медленно выбирать свободный ход спускового крючка, поймав в прорезь прицела его грудную клетку.

                        - Это Вазген! – крикнула испуганно Настя. – Он старший у бандитов! Значит, Егор… - она в ужасе закрыла рот руками.

                        В этот момент черноволосый выбросил руку из-за спины. В ней сверкнул матовым блеском АК-47, который он тут же вскинул к плечу, направив ствол в сторону леса.

                        Кум мгновенно нажал на спуск, глядя, как строчки трассирующих пуль потянулись к цели…

                         Сербин видел, как Вазген спустился по ступенькам и медленно пошёл в сторону леса. За спиной он прятал автомат, в магазине которого не было ни единого патрона. И Вазген прекрасно знал это… Пройдя несколько шагов, он вдруг вскинул автомат, прижав приклад к плечу… Из лесу потянулись к нему светлячки трассеров, разрывая в клочья его тело. Рука, зажавшая мёртвой хваткой автомат, оторванная пулей, кувыркаясь в воздухе, отлетела в сторону.

                         А к  «Замку» уже бежали чёрные зловещие фигуры спецназовцев, исчезая в распахнутой створке гаражных ворот… Над крышей завис вертолёт, и по тросам быстро заскользили чёрные фигуры, которые стали что-то вязать у вытяжных колодцев. Одновременно оттолкнувшись от крыши, четыре фигуры влетели в окна второго этажа. Зазвенели разбитые стёкла…

                         Настя сорвалась к места и побежала к «Замку», но пулемётчик мгновенно вскочив на ноги, поймал её одной рукой за талию и удержал на месте.

                         - Пусти! – Настя давилась рыданиями. – Пусти меня, гад!

                         Но Кум обнял её двумя руками, и, только почувствовав его железную хватку, Настя перестала вырываться. Её разрывали рыдания…

                         Сербин с отвращением отбросил карабин в сторону и сполз спиной по шершавой штукатурке, усевшись на холодный бетон пола.

                         По лестнице бесшумно, словно тени заскользили фигуры в чёрной униформе, растекаясь по периметру помещения.

                         Со звоном вылетели выбитые стёкла, и в холл влетели «летучие мыши» в таких же чёрных одеяниях, как остальные. Кувыркнувшись через голову, они мгновенно приготовились к ведению огня, встав на одно колено и грозно поводя стволами автоматов.

                         Сербин слушал гулко бухающее в груди сердце и вспоминал себя в таком же точно виде, как эти чёрные молодцы, напоминающие «летучих мышей» в их бесшумном полёте, в мгновенном броске за добычей.

                         - Чисто! – крикнул кто-то, и Сербин напрягся, выискивая глазами того, кто кричал.

                         - Могила, твою мать, где ты?! – крикнул он, не узнавая бывшего сослуживца в маске.

                         Спецназовцы стали медленно стаскивать маски…

                         - Кефир, блин! Филин! Могила! Крот! Макс! Глазам не верю! – заорал Седой. Из глаз его выкатились две крупные, как горошины, слезы. – Неужели это вы?!

                         Пацаны бережно подняли Сербина с пола. Его пытались обнять все сразу…

                         - Жив командир! – заорал Могила, бросая вверх свою маску. – Жи-ив! Я ж говорил им,  - после тебя останется только трупы выносить!...

                         Из «замка» послышались какие-то громкие крики… Настя без сил опустилась на землю…

                         - Командир, что у вас? – спросил пулемётчик, прижав к щеке поводок микрофона.

                         Он вдруг расплылся в широкой, какой-то детской улыбке и подхватил Настю на руки.

                         - Он жив! – кричал он и кружил Настю, кружил… - Он жив! Блин, он даже не ранен!

                         Опустив девушку на землю, он схватил её за руку, и они побежали к «Замку».

                         Никогда в жизни девушка ещё так быстро не бегала!

                         -Эй, босяки, расступитесь! – проревел Кум, с трудом проталкивая Настю сквозь плотное кольцо мощных тел. - Разойдись, я сказал!

                         «Летучие мыши» неохотно расступились, пропуская Настю.

                         Ноги её подгибались, когда она шла к Сербину, расслабленно сидящему на стуле…

                         Она дошла из последних сил, и рухнула на колени, зарывшись лицом в его  пропотевшую майку. Рыдания сотрясали её тело, она билась, словно в конвульсиях, непрестанно повторяя: «Жив, ты жив, ты жив, ты жив…»

                         - Ну, что ты, Настенька? – Седой не знал, что сказать, и как поступить… - Что ты? Всё же хорошо! Мы победили, Настенька!...

                         А она всё твердила: «Ты жив, ты жив, ты жив…»

                         И вдруг Могила заорал, вбив гулкое эхо в пространство огромного холла, ещё не разделённого перегородками комнат:

                         - Ура, пацаны! Наш командир жив!

                         И двадцать глоток, лужёных ветрами, скалами, затерянными в высокогорье, снежными завертями, вымораживающими до костей, канонадой бесчисленных боёв, заорали в один голос:

                         - Ура-а-а! Наш Седой жив!

Эпилог

                            Сербин, выйдя из больницы в Лазаревском, чувствовал себя еще неважно и остался пожить у Насти. Девушка окружила его теплом и заботой и, порой, ему становилось стыдно, что он ничем не может ей помочь по хозяйству. Ему неловко было выходить с нею в посёлок на костылях, ловя бросаемые на девушку сочувствующие взгляды. Пара, конечно, выглядела странно: совершенно седой одноногий мужик на костылях, с суровым, никогда не улыбающимся лицом, рябым от шрамов, и молодая, цветущая девушка, пышущая здоровьем и счастьем. Но девушка, казалось, не обращала на это никакого внимания. Она откровенно гордилась им и не пыталась скрыть это от окружающих.