Летучие образы

Джесси-Энн вспомнила, что ей, Джоан и Ким Бэссетт, жившим на Биллингз-авеню, приходилось по дороге из школы домой каждый раз проходить мимо дома Лоринды, и вот чтобы не сталкиваться с мистером Мендозой, когда тот вел свою дочь домой, и тем самым избежать его сальных взглядов, они преднамеренно убивали время, задерживаясь в школе после уроков. Стоило ей представить себе этот безмолвный и словно вымерший дом с плотно захлопнутыми дверями и ставнями и задернутыми шторами, чтобы ни один лучик солнца, ни один сосед не проникли внутрь, как у нее по спине пробежали мурашки. Она подумала о том, как, должно быть, одиноко бедной Лоринде было все это время, и тут же почувствовала угрызения совести: ведь тогда-то особого сочувствия к ней она не испытывала. Лоринда была одной из тех девочек, которые находились вне ее блестящего круга, к тому же сама Джесси-Энн так упивалась собственной полной и счастливой жизнью, чтобы еще скорбеть обо всех Лориндах мира сего. А помимо всего прочего, ей крайне не нравилось, как мистер Мендоза смотрел на нее. Даже стоя к нему спиной, она ощущала на себе его хищный, ощупывающий и одновременно пронизывающий ее насквозь взгляд. Однако теперь она испытывала чувство раскаивания за то, что вела себя тогда столь эгоистично. Бедная Лоринда, думала Джесси-Энн, ради матери ей пришлось пожертвовать всем, даже единственным своим талантом – недюжинными математическими способностями. А ведь это так несправедливо!..

На следующий день она повела Харрисона к своей школе. Увидев ее, она с удивлением и разочарованием отметила, что по сравнению с тем, что сохранилось в ее памяти, место это как-то ужалось в размерах и стало более обыденным. В аптеке (она же закусочная) они заказали себе по стаканчику содовой и, сидя в тех же красных пластиковых кабинках, которые она помнила с детства, наблюдали, как с улицы врывается ребятня, прямиком с уроков, с шумом и возней рассаживается вокруг свободных столов, причем между мальчишками разыгрывались всегдашние бои за места по соседству с самыми красивыми девочками. Те, кто был с ней знаком, кричали «Привет!». Остальные задерживались у их столика, чтобы поглазеть на знаменитую Джесси-Энн, и, если она улыбалась, просили автограф.

– А этот мужик кто? – спросила ее двенадцатилетняя нахалка с прямыми льняными волосами и широко посаженными голубыми глазами. – Он что, тоже знаменит?

– На ее месте могла быть ты – пятнадцать лет назад, – рассмеялся Харрисон в ответ на негодование Джесси-Энн, прорвавшееся наружу, как только девчонка ушла.

В тот же вечер они с Харрисоном и малышом отправились к Джоан на ужин, после чего Харрисон с Питом, мужем Джоан, уселись к телевизору смотреть футбольный матч, а женщины тем временем укладывали в постель двух пышущих энергией отпрысков Стивенсов. Позже пришла Ким со своим мужем, Тэдом Крамером, преуспевающим бизнесменом, владельцем сети маленьких закусочных быстрого обслуживания. Тэд сразу же ушел в гостиную, присоединившись к остальным мужчинам, а женщины уединились в чистенькой спальне Джоан с разрисованными маргаритками шторами и таким же в тон им покрывалом.

– Расскажи нам, как ты живешь, – потребовали они от нее отчета. – На что это вообще, Джесси-Энн, похоже: быть женой миллионера?

Глядя на своих подруг детства, которые, удобно расположившись на широкой постели и распахнув насколько можно было глаза в предвкушении чего-то небывалого, нетерпеливо ждали ее рассказа, Джесси-Энн не знала, что и сказать.

– Да это точно так же, как быть замужем за любым другим парнем, – пожала наконец она плечами. – Ну, конечно, за исключением того, что Харрисон не такой, как все.

– Да, конечно, он особенный: красавец, как Мэтт Диллон, и у него больше денег, чем у Рокфеллера, – рассмеялась Джоан. – Но расскажи, как ты-то сама живешь? У тебя хоть есть возможность покупать все, что захочешь, в магазинах Ройла?

– Нет, не приходилось… Но Харрисон и впрямь предлагал мне поехать в Париж за покупками, – со смехом призналась Джесси-Энн.

– Париж! – взвизгнули они хором. – Покупки! Господи, да мы уже за счастье считаем, когда удается в «Биллингз» выбраться! Расскажи еще что-нибудь…

И Джесси-Энн поведала им о чудесной двадцативосьмикомнатной квартире. Она описала сокровища искусства и персидские шелковые ковры, отдельные для него и для нее ванные комнаты, отделанные ониксом, плавательный бассейн и гимнастический зал. Она рассказала им о дворецком, и о поваре, и о горничных, а еще она им сказала, что ей никогда не приходится даже пальцем пошевелить для того, чтобы ее воля была немедленно исполнена… Практически у нее никогда не было даже шанса пошевелить пальцем, поскольку у Джона есть няня, которая ухаживает за ним, выполняя за нее всю ее работу.

– Так чем же ты занимаешься весь день? – спросила Ким, сверкая круглыми от потрясения глазами.

Джесси-Энн пристально посмотрела на своих подруг и печально покачала головой:

– Да в том-то все, видишь ли, и дело, что впервые в своей жизни я ничего не делаю!