Летучий голландец

Банан перегнулся через бортик и ухватился за воротник спасательного жилета.

Надя рыбкой сиганула с плота, дельфины с любопытством посмотрели на нее, развернулись и поплыли, игриво подныривая под набегающие волны, вновь выскакивая на поверхность и опять исчезая в необыкновенно синей прозрачной воде.

Подплыв к Вилли, она принялась выталкивать его из воды. Банан тащил за воротник, Марко, отложив весло, принялся помогать.

Они втащили Вилли на плот, солнце уверенно всходило над горизонтом.

Марко снова взялся за весло и стал грести, пытаясь держаться за дельфинами. Вандердекеру казалось, что они не просто резвятся впереди, а указывают ту дорогу, что была, как выяснилось, предначертана еще много лет назад, когда на борту самолета, летевшего из Кейптауна в Сидней, он впервые понял, что судьба готовит ему нечто иное, чем всем остальным, сидящим в том же салоне. Но тогда, по какой-то роковой случайности он воспринял это как нечто ужасное, несущее гибель, хотя на самом деле эта дорога должна была привести его в рай.

И рай наконец показался.

Дельфины сделали прощальный круг и исчезли в волнах Андаманского моря, а перегруженный плот медленно приближался к вырастающему из воды белому берегу, лениво подгоняемый тем же тихим утренним ветром, что вкрадчиво шевелил листья склонившихся в сторону мелководья пальм.

Банан спрыгнул в воду и принялся толкать плот сзади.

Было тихо, слышался лишь плеск весла — ни крика чаек и иных морских птиц, ни жужжания насекомых над водой.

Рай приоткрыл двери, плот вскользнул в них, двери снова закрылись. Плот с шорохом ткнулся о берег и остановился.

Банан посмотрел на Надю, потом на Марко.

Смешной краснолицый человек с большим носом и густой щеточкой усов.

Если бы не он, то они бы не выжили.

Банан попытался вспомнить, что было до того, как он увидел Надю, у него не получалось.

Выходит, что до Нади не было ничего.

Плот стоял у берега, на плоту лежал черный человек без сознания.

Втроем они перенесли его под ближайшую пальму и положили в тень.

Марко пошел обратно к плоту — посмотреть, сколько у них еды.

Они с Надей сели на песок рядом с безжизненным телом черного, ветер шумел в верхушках пальм, потихоньку гнал на остров уютную, идиллическую волну.

И тогда Надя заплакала.

Наверное, это действительно был рай, только здесь их никто не ждал.

— Эй, — сказал Банан, — ты чего?

— Мне здесь не нравится! — сказала Надя.

— Здесь так тихо, — проговорил Банан, — так хорошо!

Надя заплакала сильнее. Банан провел ладонью по ее лицу, то ли пытаясь вытереть слезы, то ли просто — желая успокоить и приободрить.

— Никогда, — продолжила Надя, — никогда нам не выбраться отсюда!

— Смотри! — сказал Банан.

Надя посмотрела и увидела, что черный открыл глаза.

Он пристально смотрел на Банана, в глазах был испуг.

Черный чтото прошептал, потом попытался встать.

— Что он сказал? — спросил Банан.

— Что ты — его злой дух! — ответила Надя и улыбнулась.

Черный помотал головой, привстал, а потом рухнул перед Бананом на колени.

— Эй! — громко сказал Максим и замолчал. Внезапно на языке закопошились английские слова:

— What's happened to you? Why are you afraid of me?

— Он не тебя боится, — сказала Надя, — просто он когда-то сделал тебе больно…

Сзади подошел Марко и закашлял. Он был мрачен — одному еды хватило бы на пару дней, но вчетвером они слопают все за раз.

I'm gonna thump you on the rocks you stupid octopus crook,
I'm gonna turn you into turbot make you swallow the hook!
But you're a comma in a bed, your thigh's a-glowin' so white,
You empty-headed motherfucker, you're a-losin' your fight! —

внезапно забубнил черный, так и не вставая с колен.

Марко достал из пакета одну банку консервов, вслед за ней вторую, потом — третью. Четвертой не было.

— Это он о чем? — спросила Надя, посмотрев на Банана.

Банан напряг память.

Когда-то уже слышал эти слова, и они что-то значили.

— Осьминог, — задумчиво сказала Надя, — причем здесь осьминог?

Что-то взорвалось в голове у Банана.

Банан вспомнил этого осьминога.

Он видел его очень давно, еще до прибытия в рай.

Впрочем, тогда тоже был рай — только море называлось по-другому, но как — он не знает. Отобью тебя о скалы, осьминог-дурачок, Словно палтуса поймаю я тебя на крючок! Ты лежишь, как эмбрион, во тьме белеет нога, Сразу видно, мазэфака, не сечешь ни фига!

Тогда он сидел на высокой скале, напротив него, на торчащем неподалеку из моря большом плоском камне, двое любили друг друга.

— Если не хватит еды, — сказал Банан, — то будем ловить осьминогов…

— Octopus! — радостно возопил Марко и достал из пакета несколько упаковок быстрорастворимой лапши.