Летучий голландец

Из этой ли дальней башни или откуда-то еще к Н. пришел заслуженный писательский сон.

3

На второй день слова скучны. Перечитав написанное, Н. раздумал продолжать, но потом все-таки сказал себе: нехорошо бросать начатое дело. В результате сей здравой мысли в блокноте появились следующие строки:

Я вновь прибыл в Королевство Звездных Глаз через много лет. Что сталось с принцессой, навещал ли ее в неволе друг-ветер, долго ли продлился гнев отца, мне не ведомо. Рассказывают, в недавние годы у одного актера начал расти плащ и накрыл было всю столицу этой страны, но зацепился за телебашню и порвался. После этого он был перелицован в пижаму. Есть такой фасон – пижама с карманами, полными воспоминаний, он предназначен как раз для подобных случаев.

Сейчас здесь нет ни королей, ни подданных, есть лишь красивые женщины и мужчины со звездными глазами, и взор у каждого светел. Я спрашивал, которая из женщин – бывшая принцесса, но горожане только улыбались и переводили разговор на другое. Например, на цветы: их теперь здесь много, и ветер не сердится и не считает шляпы прохожих.

4

На второй день слова скучны, а вещи грязны. И ничего не сделаешь, даже если сделаешь новые вещи. Их грязность задана наперед, равно как и скукотворность слов.

В деревенском доме стиральная машина – это таз, дурно пахнущее хозяйственное мыло и красные, разъеденные человеческие руки. Так что машина – трехкомпонентная. Она делает грязные вещи менее грязными, но более мятыми. Человека это устраивает. Но нет машины, чтобы слова, скучные уже со второй попытки, снова превращать в первозданные. Нет для слов таза и хозяйственного мыла, есть лишь руки – чтобы вовремя прикрыть рот.

Вся терраса, обращенная к милиции и подзорной трубе, оделась парусами рубашек и простыней. Ветер трепал их основательно, до дрожи оконных стекол.

Подзорная труба, нейтрализованная многими парусами, разочарованно отвернулась.

Н. вышел в сад и взглянул на дом со стороны. Дом ответил ему гордым парусным трепетом. На верхушке пронзившей террасу мачты болтался неведомо как туда попавший и неизвестно когда и кем постиранный оранжевый плащ, новенький и яркий, как флаг.

5

Сад задерживал его в себе и проникал в него через все поры. Н. стоял под деревом и впитывал в себя Вселенную. Трудно было уйти, даже если никуда уходить было не надо.

А затем произошел дождь в дожде. С белесой – солнышко подсвечивало с исподу – глади высеивалась дождевая пыль, а сквозь нее вдруг прорвался из сумрачных, низко нависавших туч крупный косой дождь.

Пришлось вернуться в дом. В прихожей Н. взглянул на себя в зеркало и увидел, что на голове у него старинная широкополая шляпа. Когда он успел ее надеть и откуда она здесь взялась? Впрочем, он давно уже отучил себя удивляться имевшимся в доме предметам.

H. снял шляпу, стряхнул с нее дождевые капли и повесил ее на ветвившиеся на стене оленьи рога.

«Хоть рога похожи на ветви, они обычно не цветут, – тронулся с места поезд его причудливых мыслей. – Однако рога Кернуноса, оленьего бога, – это древо природы. И потому на них вздуваются почки, а летом зеленеют листья».

Он закрыл глаза и увидел бога Кернуноса, обходящего свои владения. Бог тряс юной головой, он был проникнут сознанием собственной значимости и в этом похож на человека. Как и человек, Кернунос любил оглядывать пройденный путь. Рога прочно сидели на его голове, листья на них зеленели, их нежно вылизывали козочки. Лето еще не утонуло в осени, и никто пока не думал о закате богов, когда опадает листва, отламываются рога и божественное стекает на землю дождевой водой, обнажая данное природой тело. Или это нагота морального величия?

Пока же Кернунос был неколебим в своей грандиозности. Пока он был богом, обходящим свои владения – царство разума. За ним неотступно следовали его подданные – лев, волк и змея, пока что покорные наблюдатели. Они ждали, когда придет их час.

6

Уберите человека с портрета, и вы получите пейзаж, уберите пейзаж, и вы получите голый холст, уберите холст, и можете тогда рисовать что угодно пушистыми кистями своего воображения.